Металлический крик пронзил гостиную комнату. Вопль проник в каждое отверстие, осел на дне стаканов, многократно отразился от стен и застыл холодным ужасом в ушах уже лежащей без сознания Розы, застывшей Зерты и задыхающегося Старио Вирсмунка. Ранлис катался по полу и визжал, держась левой рукой за кровавый обрубок. Его правая мертвая кисть валялась под столом, постепенно теряя розовый цвет. Приторная кровь тонкой алой струйкой лилась со скамьи на пол.
– Танкха дхале, Железношкурый. Возвращайся к предкам, – произнесла Тень Волчицы, затем направилась к выходу, ритмично перебирая звонкими каблуками.
Образовавшаяся под скамьей багровая лужа постепенно добралась до бездыханно лежащего лицом вниз вождя. Кровь его младшего сына впитывалась в каштановые волосы, проникала в безжизненные ноздри и слега касалась посиневших губ Старио Вирсмунка, вождя клана Вирсмунк, лучшего кузнеца в Станоке и на всем Великом Севере.
Глава 3
Даже не надейся!
Зима на юге Великого Севера проходит несколько мягче, чем в остальной части Станоки, где располагалось большинство кланов. Но всё же это настоящая холодная зима, не похожая на бесснежный круглогодично теплый климат вечнозеленого королевства Раус, одного из трех государств, входящего в состав Южного Амблигонита. Торговый путь, сводящий Станоку и Раус, местами превращался в настоящее препятствие. Из-за отсутствия сильных морозов дорога на юге Станоки на отдельных участках представляла собой непреодолимое месиво рыхлого снега, в котором с легкостью застревали деревянные колеса даже пустых, незагруженных повозок. Люди, однажды попавшие в плен подобной дороги, рискуют провести время в ожидании либо весны, либо голодной и холодной смерти…
Измотанная лошадь едва перебирала уставшими ногами снежную кашу. Бедное животное, тяжело фыркая, пыталась вытянуть застрявшую, набитую доверху, повозку.
– Треклятая скотина! Давай! Тяни, тяни сильнее, кобыла старая! – Грузный северянин с большим круглым животом, сидя верхом на повозке, со всей силы хлыстал обессиленную лошадь, оставляя на ее черной спине кровавые полосы.
– Говорил я Фуро – нужно было две кобылы запрягать. От одной лошади на такой дороге проку мало, тем более от такой дряхлой, как эта, – крикнул через плечо толстый северянин.
– Да ему давно уже плевать на нас! – недовольно буркнул голос из повозки. – Крысодав теперь якшается с этими блохастыми серыми собаками, суёт свой язык под их хвосты.
– Мерзкие Гойлы! Терпеть их не могу. Вечно разбрасываются деньгами и суют свой нос в чужие дела. А от их бреда про идиотские старые обряды у меня кишки связываются в узел, – кричал толстяк, продолжая лупить бедную лошадь.
После очередного удара плетью замученное животное, издав дикое ржание, изнеможенно повалилось на бок, опрокидывая за собой телегу с товаром и пассажирами. Повозка лениво накренилась на двух боковых колесах, сбрасывая с себя все содержимое. С грохотом разбивалась друг о друга стеклянная посуда, в воздухе расправлялись расписные ковры, зерно водопадом сыпалось из некрепко завязанных мешков. В снег со звоном падало выкупленное у южан оружие: ржавые палицы, арбалеты без тетивы, затупленные мечи, деревянные щиты с иссеченными следами. Толстый северянин отлетел в сторону и уткнулся головой в сугроб по самый пояс, оставив на поверхности свои неуклюже дёргающиеся ноги. Напарник, что сидел в повозке, успел вовремя спрыгнуть на дорогу. Повозка с хлопком перевернулась вверх дном.
Одно из четырех колес медленно крутилось в воздухе.
Второй путник, низкий и сгорбленный, растерянно осматривал опрокинутую телегу. Заметив среди разбросанного товара торчащие из снега ноги своего товарища, он стремглав понесся на помощь, придерживая на бегу слетающую шапку.
– Держись, Вой. Я вытащу тебя! – прокричал в сугроб горбатый северянин, затем, закинув ноги своего напарника себе на плечи, начал усердно вытягивать тушу из снежного плена.
– Сейчас, Вой. Еще немного… – прорычал горбун, приложив предельное усилие на ноги.
В какой-то момент толстяк резко вылетел из сугроба. Горбатого повело вперед, от чего он не справился с равновесием и распластался на дороге. Оба лежали лицом к небу и жадно глотали воздух.
– Фуро отрежет нам головы и скормит собакам, – задыхаясь, простонал горбун, продолжая смотреть в дымчатое Северное небо.
Вой с огромным усилием поднялся на ноги. Его взгляд прыгал от лежащей, тяжело испускающей пар лошади, – на опрокинутую повозку, с повозки – на разбросанный по снегу товар, с товара – на своего лежащего напарника. Он с минуту глубоко дышал, затем, подтянув на круглый живот свои штаны, подошел к валяющемуся северянину.
– Поднимайся, Дико, какого черта ты разлегся? – прошипел Вой, затем силой вогнал свой ботинок под ребра горбатого. Дико глухо простонал, но заставил себя подняться.