В день открытия съезда Совет Народных Комиссаров обратился к украинскому народу с манифестом, написанным В. И. Лениным, и с ультимативными требованиями к Центральной раде. Советское правительство подтвердило, что оно признает право на самоопределение за всеми народами, которые угнетались царизмом и великорусской буржуазией, вплоть до права этих наций отделиться от России, оно признавало народную Украинскую республику, национальные права и национальную независимость украинского народа без ограничений и безусловно. В то же время Совнарком потребовал от Рады прекратить дезорганизацию общего фронта, пропуск контрреволюционных войск на Дон, Урал и в другие места, разоружение советских войск и т. п.
Поначалу националисты скрыли от народа подлинный текст ленинского манифеста, но распустили о нем по всем базарам невероятнейшие небылицы, дабы только разжечь вражду к Советской России, ко всему русскому. Съезд перенесли в помещение оперного театра, гораздо большее, нежели зал Купеческого собрания. Это нужно было Винниченко и Петлюре, чтобы создать видимость поддержки их позиций еще большей толпой «народных представителей». Оба вождя украинских националистов выступили с лживыми шовинистическими речами. Контрреволюционное сборище в погромном раже одобрило деятельность Центральной рады и приняло ряд воззваний, в которых угрожало «стереть в порошок» большевиков, правительство Советской России, рабочих и беднейшее крестьянство Украины, стремившихся установить власть Советов. Справедливые требования Совнаркома были отвергнуты.
Делегаты Советов отказались принять участие в этой комедии, губительной для интересов пролетариата и беднейшего крестьянства. Они приняли решение: «…покинуть собрание, устроенное политиканами из Центральной рады, и обратиться ко всем трудящимся Украины с разъяснением нашего отношения к этому положению и с решительным протестом против неслыханного насилия украинской буржуазии и ее прислужников из так называемых «социалистов» над полномочными органами революционной демократии Украины — Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».
Делегаты съезда Советов нелегально покинули Киев и переехали в Харьков — самый крупный промышленный центр Украины, город с многотысячным отрядом революционного пролетариата. Здесь 11 декабря в доме бывшего Дворянского собрания и открылся не фальсифицированный, а подлинно представительный I Всеукраинский съезд Советов. Выражая волю народа, съезд объявил Украину республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Съезд решил распространить на территорию Украинской республики декреты и распоряжения рабоче-крестьянского правительства Российской Федерации и отменить постановления Рады, направленные против интересов рабочих и крестьян.
Избранный съездом ЦИК Советов Украины объявил Центральную раду низложенной и сформировал первое рабоче-крестьянское правительство — Народный секретариат.
Бее эти события в Киеве и Харькове находили самый острый и непосредственный отклик на фронте. Провозглашение Советской власти на Украине большинство солдат встретило с ликованием. Но как действовать дальше — четко представляли не все.
Между тем следом за Бердичевом гайдамаки захватили штабы 11-й армии Юго-Западного, 4-й, 6-й и 8-й армий Румынского фронтов. ВРК решил срочно созвать в Ровно внеочередной фронтовой съезд, чтобы обсудить сложившееся положение и выработать программу борьбы с войсками Рады.
Прибыв в Ровно, Киквидзе разыскал в гостинице «Версаль» Разживина. Тот коротко проинформировал друга, что после явной измены командующего Юго-Западным фронтом генерала Володченко главком Крыленко подчинил войска Юго-Западного выборному командующему Западным фронтом большевику А. Ф. Мясникову.
Съезд открылся рано утром 30 декабря в скромном здании Ровенского городского театра. Обстановка была тревожной. В глубине души Киквидзе не был уверен, что съезд удастся провести до конца, очень уж быстро развивались военные действия. Накануне ВРК объявил Ровно на осадном положении, но эта правильная мера сама по себе не могла иметь серьезного значения — советских войск в городе почти не было, вряд ли они смогли бы дать отпор петлюровским частям.
В перерыве между заседаниями Киквидзе высмотрел в сизом от махорочного дыма зале Еремина, сунул ему смятый листок бумаги с наспех набросанными каракулями.
— Давай, Кириле, на телеграф, — велел он. — Срочно в 6-ю кавдивизию передай.
— Что случилось? — с тревогой спросил Еремин.
— Пока ничего, — ответил Киквидзе, — но вот-вот случится.
Он пояснил Еремину, что опасается налета гайдамаков. Перед отъездом в Ровно на всякий случай договорился со своим помощником, чтобы тот был готов по условной телеграмме выслать кавалеристов в Ровно.
Еремин бросил окурок в стоявшее в проходе ведро и поспешил было к двери, но тут его снова окликнули. На этот раз Григорий Разживин. Председатель ВРК вручил Кириллу телеграмму примерно того же содержания, что уже лежала у него в кармане гимнастерки. Только адресованную не в Дубно, а в Луцк, к туркестанцам.
На вокзале Еремин отстучал депеши с железнодорожного телеграфа и заскочил на минутку в станционный буфет чего-нибудь перекусить. И вдруг со стороны Грабника послышалась яростная ружейная пальба, потом пулеметные очереди. Через несколько минут, однако, все стихло.
Еремин кинулся на привокзальную площадь, но там все было спокойно. Стал звонить в театр — линия молчала.
Через несколько минут на вокзале появился его знакомый — механик автобронероты Ровенского гарнизона Сульковский, тоже член ВРК и делегат съезда.
— Гайдамаки в городе! — взволнованно крикнул Сульковский. — Театр захватили!
Меры предосторожности, предпринятые Разживиным и Киквидзе, оказались запоздалыми. Что именно произошло — стало известно позднее: командующий гайдамацкими частями полковник Оскилько собрал в Здолбунове, крупном железнодорожном узле неподалеку от Ровно, крупный отряд специально с целью арестовать делегатов фронтового съезда. И ему это удалось. Стремительным броском конницы петлюровцы захватили город и арестовали часть делегатов съезда. Хорошо еще, что налет пришелся на обеденный перерыв, когда многие делегаты вышли в город.