О повторном открытии узнали музейные работники из Шанлыурфы, города, находившегося в пятидесяти километрах. Руководство музея связалось с соответствующим министром правительства, который, в свою очередь, вошел в контакт со стамбульским отделением Германского археологического института. И наконец, в 1994 году «опытный немецкий археолог Франц Брайтнер» по предложению турецких властей взялся за раскопки.
Роб пробежал статью до конца. Чтоб было удобнее читать, сложил газету пополам. Статью сопровождала фотография Брайтнера. И подписью к ней шла цитата из высказываний ученого: «Я был заинтригован. Это место до сих пор остается центром эмоционального притяжения для жителей округи. Одинокое дерево на вершине самого высокого холма считается священным. Я подумал, что мы вполне можем стоять на пороге чего-то выдающегося».
Вдохновленный этим озарением, Брайтнер решил присмотреться к объекту. «В первую же минуту я понял, что если немедленно не убегу отсюда, то останусь здесь на всю жизнь».
Роб вгляделся в фотографию Брайтнера. Немецкий ученый больше всего походил на кота, дорвавшегося до вожделенной банки со сливками.
— Начинается посадка в самолет компании «Турецкие авиалинии», отправляющийся рейсом ТА шестьсот двадцать восемь в Шанлыурфу…
Роб приготовил паспорт, билет и вскоре сидел в самолете. Половина мест пустовала. Судя по всему, не так уж много желающих попасть в Шанлыурфу, на пыльный мятежный восток Анатолии.
Во время полета Роб продолжал читать книги и распечатки об археологической истории Гёбекли. Диковинные камни, обнаруженные чабаном, оказались продолговатыми плоскими вершинами мегалитов, исполинских сооружений из бледно-желтых глыб, многие из которых были украшены затейливой тонкой резьбой, изображавшей грифов, коршунов и чудовищных насекомых. Часто попадались извивающиеся змеи. Сами же камни, по мнению специалистов, символизировали людей — по бокам торчали бесформенные «руки».
На сегодня удалось откопать сорок три камня. Они стояли, образуя круги по пять — десять метров диаметром. Вокруг этих колец располагались каменные же скамейки и стены из сырцового кирпича.
Роб задумался о том, что ему удалось узнать. Все это действительно казалось интересным, но сильнее всего изумлял возраст находок. Гёбекли-тепе оказался немыслимо древним. По словам Брайтнера, комплекс был воздвигнут самое меньшее десять, если не одиннадцать, тысяч лет назад. То есть за восемь — девять тысяч лет до Рождества Христова.
Одиннадцать тысяч лет? В такое трудно поверить. Роб снова раскрыл книгу по истории, чтобы провести сравнение с возрастом других знаменитых мест. Стоунхендж был создан примерно за две тысячи лет до нашей эры. Сфинкс, вероятно, за три. До обнаружения и датировки Гёбекли-тепе древнейшим в мире считался мегалитический комплекс, найденный на Мальте, — тот, согласно датировке, возник за три с половиной тысячи лет до нашей эры.
Из этого следовало, что Гёбекли-тепе был на пять тысяч лет старше любого подобного сооружения. Роб направлялся к одной из старейших построек, созданных руками человека. Возможно, к старейшей из них.
Он почувствовал, как зашевелились незримые антенны-усики, всегда безошибочно указывающие путь к стоящему сюжету. «В Турции найдено древнейшее сооружение в мире?» Ммм… Может, и не на первую полосу, но для третьей вполне сгодится. Шумная сенсация. Больше того, несмотря на статью в газете, складывалось впечатление, что никто из западных журналистов пока еще не удосужился побывать в Гёбекли. Все статьи в западных СМИ основывались на сведениях, полученных из вторых или третьих рук, через турецкие агентства новостей. Значит, Роб окажется на месте первым.
Путешествие наконец-то завершилось. Самолет заложил вираж, пошел на снижение, пробежал, подпрыгивая, по полосе аэропорта Шанлыурфы и остановился. Стояла темная ясная ночь. Настолько ясная, что через иллюминаторы казалась прохладной. Но когда дверь открылась и подкатили трап, Роб почувствовал, как в самолет хлынул обжигающий воздух. Как будто кто-то взял да открыл громадную печь. Очень жаркое место. Край Синайской пустыни.
Аэропорт оказался крохотным. Робу нравились подобные маленькие воздушные пристани. В них отсутствовала безликость современных монстров и, напротив, всегда имелось что-то свое, особенное. А в аэропорту Шанлыурфы этого «особенного» хватало с избытком. Прямо в зале прилета прибывшие получили багаж из рук толстого бородача, облаченного в помятую грязную куртку, а паспортный контроль был представлен одним — единственным парнем, с полусонным видом сидевшим за шатким столиком.
Перед аэропортом на автостоянке пыльный горячий ветер трепал листья и без него взлохмаченных пальм. На площадке, предназначенной для такси, стояло несколько машин, из которых на приезжего смотрели водители. Роб тоже осмотрел их и принял решение.
— Шанлыурфа, — обратился он к тому, что помоложе.
Мужчина с лицом, заросшим многодневной щетиной, улыбнулся. Его рубашка из грубой хлопчатобумажной ткани выглядела поношенной, но чистой. Он казался дружелюбнее остальных таксистов, которые зевали и сплевывали из окон своих машин. Больше того, этот парень, как выяснилось, говорил по-английски. После краткого обсуждения цены и того, в какой отель ехать, водитель взял сумки Роба, кинул их в багажник, уселся за руль и сообщил:
— Урфа! Не Шанлыурфа. Урфа!
Роб сел на заднее сиденье. Он сильно устал за день. Путешествие из Тель-Авива оказалось долгим, очень долгим. Завтра он пойдет и осмотрит эти сногсшибательные раскопки. Но сейчас он хотел только спать. Однако таксист был решительно настроен на разговор.
— Желаете пива? Я знаю отличное место.