— О, Зверев, видел свою райскую птичку? Ты кстати, как наиграешься, нам её отдай. Мы ее нормально трахнем, раз у тебя не получилось.
Не получится. Придется убить. Кулак точным ударом сносит урода с кресла. Он валится на пол, остальные пацаны встают.
Вчера мне не удалось с ним обсудить то, что девчонка моя, дернули по работе.
Как хорошо, что можно все сказать сегодня.
— Зверев, ты охуел в край! Своих бить! Из-за дырки!
— Девку больше не трогать. Ни здесь, ни где.
— А то что? — вскакивает Гога, бычится, лицо красным цветом наливается.
Он меньше меня по росту, кудрявый, смазливый, бабам всегда нравился. Пока штаны не снимает. Интересно, а трахни Веру он один, она бы меньше его ненавидела? Не порвал бы. Красавчик, каких она любит. — Убьешь меня? Попробуй.
Новый удар, и он падает с ног. Тогда на меня его дружки наваливаются. Одновременно. Но быстро отлетают как мухи, тут же срубленные несколькими ударами. Я обычно не показываю, что дерусь, но, наверное, стоило догадаться, что правой рукой криминального авторитета я стал не просто так. Много лет в спортивной школе и несколько лет в тюрьме дают о себе знать. Я просто выношу уродов. Хватаю Гошу за кудри и последний раз предупреждаю.
— Я вот что подумал, я не буду тебя убивать. Личико у тебя смазливое, попка орешком. Я Макара попрошу, он тебя извращенцем отдаст. Они таких любят.
— Да пошел ты.
— Я-то пойду. А ты если еще раз руку на любую бабу поднимаешь, я тебе лично вторую руку сломаю.
— Вторую? — хмурится он и орет истошно, пока я слушаю хруст его гнилой кости.
Бросаю тело и стираю кровь с лица. Все-таки когда несколько на одного, этот хреново действует на здоровье.
Возвращаюсь в свою комнату, слушая крики Веры, отвечая на ее тупые вопросы. Выглядит она вроде умной, но тупит дико. Я бы вообще уже спать пошел, но сучка нарывается.
— Я никогда не буду с тобой добровольно! Никогда не полюблю тебя.
Как по башке битой Разум смывает волной ядовитого гнева.
Стерва чертова.
Еще что — то про любовь орет. Думает, знает, что это такое.
Словно эта самая любовь мне нужна!