— Бласко, а что с ним? То есть я хочу сказать, я знаю, что он сделал, я сама видела… но я не понимаю… Что же все-таки с ним происходит?

— Он оборотень, — просто ответил Бласко.

— Нет, нет, я имею в виду… почему… ну, как бы это сказать… В чем причина его болезни?

— Он не болен, донна, — вздохнул Бласко, — он проклят. Наказан.

— И все-таки брат и муж, по крайней мере, нравы в одном, — сказала она, не придав значения его словам. — Это, видимо, какой-то химический процесс, нечто такое, что можно измерить и понять. В конце концов, сейчас двадцатый век. И мы все достаточно цивилизованные и образованные люди, чтобы относиться к древним предрассудкам как… как к предрассудкам и не более.

Бласко пристально взглянул на нее, потом скользнул взглядом по степам камеры и сказал:

— И намного ли по-вашему поумнели люди, донна? Я вот всего лишь невежественный старик, но и для меня не секрет, что люди-то в большинстве своем еще глупее, чем я, и во сто крат опаснее, чем Янош.

Она опустила глаза.

— Понимаю, понимаю… Но даже если и существуют безумцы, творящие зло… это же не значит, что все должны вернуться на тысячу лет назад и снова начать верить в нечистую силу и демонические проклятья.

— Но вы сами видели…

— Да, видела, Бласко, видела, но я не знаю, что это было. — Она улыбнулась. — Да будет вам, неужели вы действительно верите в сверхъестественные существа? На самом деле? И вы даже не допускаете мысли, что есть разумное научное объяснение..?

— Дойна, — со вздохом прервал ее Бласко, — Янош не изменился и не состарился за все то время, что я его знаю. А я знаю его уже сорок пять лет.

— Сорок пять лет! — воскликнула она. — Но это невозможно! Ему не больше двадцати пяти.

— Я не знаю, сколько ему лет, донна. Пятьдесят, сто… Не знаю. Только за сорок пять лет он совсем не состарился, — и все эти сорок пять лет я был его сторожем.

Она изумленно посмотрела на него:

— Сторожем? Так вот почему он ничего не сделал вам тогда, когда растерзал тех «кнутов», чьи останки сейчас лежат в морозильной камере? И потом, когда он отсюда вырвался, он ведь тоже не сделал попытки найти вас или напасть. Это потому, что вы… вы «сторожили» его все эти годы?

— Нет, нет, совсем не поэтому, — сказал Бласко. — Когда им овладевает оборотень, он не ведает о своем втором естестве. У него не остается ничего человеческого ни разумения, ни воспоминаний.

— Но тогда почему?..

— Трава «волчий сон», донна. Такое растение, которое может сдержать его. Сорок пять лет в каждую ночь полнолуния я связывал Яноша цепями, в цепи вплетал веточки этого растения. Когда на него находил зверь, растение ослабляло его силы настолько, что он не мог высвободиться из цепей.

— И у вас было это растение?