— Не знаю, Джек, — ответил тот, — только с тех пор, как эта исследовательская или черт ее знает, какая, лаборатория открылась в прошлом году, капитан посылает грузовики десятками по всей стране собирать этих животных.
Джек кивнул, хотя мало что понял — он присоединился к партии всего пару недель назад, когда вышел из тюрьмы.
— Я даже не подозревал, что в стране столько цыган.
— Он собирает не только цыган, — уточнил Эдди. — Разный недочеловеческий сброд вроде ниггеров, латиноамериканцев, жидов… Любые из них сойдут.
Янош Калди молча сидел в наглухо закрытом фургоне. Остальные цыгане отодвинулись от него, насколько позволяла теснота кузова, а Бласко вытащил из кармана какие-то веточки, усыпанные цветами, и выставил перед собой, словно прикрываясь ими. Калди даже не взглянул на него. Он неподвижно сидел в громыхающем по неровной дороге фургоне, и минут пятнадцать после того, как последние отблески солнца погасли в наступившей тьме, он почувствовал надвигающееся превращение. Он ощутил зверя, выползающего из глубин его естества, и его человеческое сознание сжалось, уступая место своему нечеловеческому порождению. Превращение всегда сопровождалось мучительной агонией, однако сознательно противостоять зловещей тьме, поднимающейся изнутри, было бы равносильно безумию и пыткам такой силы, вынести которые разум не в состоянии. И опять, уже в который раз в его бесконечной жизни, сознание погрузилось в небытие и явился зверь.
Джек, водитель головной машины, увидел в боковом зеркале, что фары последнего грузовика вдруг замигали и в тот же момент раздался гудок.
— Смотри, Эдди, там что-то… — он не успел договорить, когда увидел, что замыкающий грузовик резко затормозил и встал на обочине. Эдди взглянул в зеркало.
— Езжай медленнее, — приказал он. Водитель послушно сбросил скорость и, когда остальные машины последовали их примеру, Эдди проворчал:
— Черт. Эти проклятые цыгане, похоже, надумали сбежать. Надо…
Он не закончил, вслушиваясь в странные звуки, доносящиеся из последнего фургона. — Это еще что?
— Что, Эдди?
— Подожди… Слышишь?
Раздался душераздирающий крик. За ним последовал другой, потом еще и еще — пронзительные и исполненные такого животного ужаса вопли, что Эдди на мгновение растерялся. Он повернулся к Джеку и сказал:
— Просигналь остальным, чтоб останавливались.
Джек затормозил и, высунув руку из окна, махнул несколько раз. Когда колонна остановилась на залитом лунным светом шоссе, Эдди спрыгнул на землю и зашагал назад. Из других машин уже высыпали «кнуты».
— Какого черта, что происходит? — спросил он.
— Не знаю, — ответил кто-то. — Я тоже слышал и…
Договорить ему не дала новая волна отчаянных криков из последнего фургона. Эдди выхватил пистолет и побежал в хвост колонны. Остальные последовали за ним, с автоматами и пистолетами, готовые научить цыганских ублюдков послушанию.
Крики становились все громче, и вдруг фургон начал раскачиваться взад-вперед, словно внутри бушевала неведомая могучая сила. Было слышно, как кто-то тяжело и равномерно бился о стальную дверь, и когда Эдди и его люди добежали до фургона, замок лопнул и дверь с треском распахнулась.
Темная фигура выпрыгнула на дорогу. Эдди начал стрелять, однако кто-бы это ни был, он не упал и даже не пошатнулся, как-будто пули не задели его, хотя на таком расстоянии промахнуться было невозможно. Затем неизвестный тенью метнулся навстречу «кнутам», низко пригнувшись, почти на четвереньках, и издал рык, исполненный смертельной ненависти. В ту же секунду в ярком свете полной луны «кнуты» увидели клыки, такие белые на фоне заросшей шерстью морды, мокрую черную пасть, горящие желтые глаза и длинные косматые руки, больше похожие на лапы с огромными когтями.