– Мам, а что будет с остальными? – в который раз вопрошал Савва у задумчиво листающей книгу матери.
– Откуда я знаю, сын. – отмахивалась она.– Ну может быть, построят резервации на островах.
– Разве в мире хватит на всех островов?
– Разумеется, нет, глупый. – разозлилась Петра. – Не понятно что ли, она тебя просто успокаивает. Остальных под снос.
Савва открыл рот и закатил истерику, громко вопя. Мама строго посмотрела на Петру:
– Зачем брата нервируешь? Кому от этого лучше то?
Петра отложила учебник по физике (теперь вся семья, включая Дмитрия и Перниллу) сидела за разнообразными образовательными материалами, стремясь ухватить как можно больше информации перед предстоящим Тестом. Какие вопросы и задания на нем будут, никто не знал, но каждый, в меру своих умственных способностей почитывал ту или иную дисциплину по школьной программе. Тяжелее всего приходилось Пернилле. Провинциальные школы не славились хорошим образованием, а потому девушка очень много не знала из того, что для Петры было как дважды два. Но юная провинциалка была рада тому, что так вовремя оказалась в нужном месте. Ей очень хотелось увидеться с матерью и братом, но собственное благополучие было важнее всего. Все лучше и лучше узнавая девушку, Петра перестала испытывать к ней одну лишь неприязнь. К гадкому чувству добавилось и любопытство. Она редко встречала людей, в которых совмещались настолько противоположные друг другу качества. С одной стороны Пернилла удивляла своей эгоистичностью, находчивостью и стремлением перевести все в собственную выгоду. Ее привязанности к людям были слишком поверхностными, чтобы можно было назвать их любовью. В аналогичной ситуации, Петра бы сразу же рванула к родным, лишь бы быть с ними рядом в тяжелую минуту, но Пернилла не допускала даже мысли о преждевременном возвращении на малую родину. Напротив она весьма откровенно намекала родителям Петры о том, чтобы продлить ее пребывание в Столице до самого кануна Теста. Но стоило взглянуть, как старательно, с каким воодушевлением она шьет ту или иную одежку для самых бедных людей ее города, практически за бесплатно (по крайней мере так рассказывала сама Пернилла), как сразу проникаешься уважением к ее самоотдаче. Петра не была хорошим психологом, она вообще мало задумывалась над человеческим характером и чувствами, но поведение гостьи уж слишком сбивало ее с толку. Дмитрий же, будучи человеком, не лишенным предрассудков, даже не пытался разбираться в личности провинциалки, полагая, что та не достойна его внимания. Это казалось странным Петре, знающей, что он является первым поколением в семье Диков, рожденным в Столице. Пренебрежение Дмитрия неприятно поразило девушку, но она не слишком долго задумывалась об этой стороне его характера. Все же спустя века и тысячелетия развития человеческого мышления, разум оказывается беззащитным, сталкиваясь с такими яркими чувствами как любовь и ненависть. Дни летели с молниеносной скоростью. На улицах Столицы, впервые за много лет процветала преступность, пусть и не в таких глобальных масштабах, как в остальных городах. Убийства, как и прежде, были нонсенсом для цивилизованных граждан, однако драки, стычки потасовки стали ежедневными занятиями большинства молодых людей. Но самое страшное заключалось в том количестве самоубийств, зафиксированных во всех районах. Одиночные и массовые прыжки с небоскребов, самодельные виселицы в домах, звуки выстрелов, кровавые ванны и сотни килограммов таблеток в желудках напуганных предстоящим будущим людей. Многие надеялись на лучшее, но, то были законченные оптимисты. Остальные готовились к неутешительным результатам на свой счет. Когда до Теста оставалось меньше недели, Петра стала плохо спать. Раньше, бывало, ее будили по целому часу, будильниками, холодной водой и громкой музыкой, теперь же она вскакивала от малейшего шороха и отправлялась на балкон дышать свежим воздухом. Пернилла же измученно вставала и успокаивающе обнимала девушку за плечи. Казалось, она совсем не переживала насчет предстоящего испытания.
– Тебе совсем не страшно, что будет дальше? – спросила как то раз Петра, нервно потирая руки и глядя на ночной город.
– Может быть страшно. Наверное.
– Но по тебе этого не скажешь.
– Просто я умею держать себя в руках. – пожала плечами Пернилла и усмехнулась. – И на самом деле я просто стараюсь рассуждать здраво. Какая мне польза от переживаний? Ну буду я по ночам так же трусить как и ты. Перестану высыпаться, мозги начнут плохо работать, а ведь они у меня и так не самые тренированные. – усмехнулась она.
– Это все понятно. Но скажи мне на милость как можно контролировать свои чувства? Если мне страшно, то лишь от одной мысли, что страх бесполезен, он не исчезнет, не испарится.
– Верно. Если ты так думаешь. Но я никогда не боюсь, если знаю, о чем идет речь. Другое дело – предчувствие.
– Что это значит?
– Ну… – Пернилла замешкалась, будто, обдумывая, стоит ли ей откровенничать с Петрой, а затем продолжила, видимо решив, что ничего страшного из этого не выйдет. – Понимаешь, иногда на меня накатывает что-то. Какое-то ощущение безысходности, причем абсолютно безосновательно. Трудно дышать и в груди что-то щемит. Наверное, так все люди ощущают страх. Обычно это происходит за день или за несколько часов, до свершившейся трагедии или нависшей опасности. Но как только мне становится понятно, что послужило катализатором моего страха, он отступает и больше не возвращается. Остаются просто мысли и рассуждения.
– Ты прямо предсказательница какая-то. – восхитилась Петра. Она помолчала и тяжело вздохнула. – Но мне такое не подвластно. Если уж я боюсь, то хоть ты тресни, здравый смысл мне изменяет.
– Таково большинство. – ответила девушка, не замечая, что обидела Петру приравняв ее к серой массе.
– Пойдем спать. – буркнула та и вышла с балкона.
Пернилла немного постояла, пытаясь понять, что сказала не так и отправилась вслед за Петрой.
За день до двадцать седьмого февраля загостившуюся Перниллу отправили домой, так как люди распределялись по зданиям проведения Теста в зависимости от места жительства. Петра с удивлением обнаружила, что ей в какой-то мере будет не хватать этой странной девчонки. Последний вечер Стоуны проводили в кругу семьи, даже Дмитрий не показался на их пороге, решив отдать последние спокойные часы родителям. Ночью Петра, словно наслушавшись болтовни Перниллы, спала крепко, и пожалуй, слишком сладко для человека, которому завтра предстоит доказать свое право на жизнь. Но утро выдалось слишком сумбурным. Семья судорожно собиралась, боясь опоздать к началу. Савва пролил чай на брюки и мама старательно наглаживала новый костюм, нервно поглядывая на часы, Петру два раза вырвало сначала тем, что она съела за завтраком, а потом какой то желтой неприятной жидкостью, оставившей горькое послевкусие во рту. С ней такого не случалось с самого детского сада, где ей как-то раз пытались впихнуть в глотку гороховую кашу, которую она упорно отказывалась есть. Воспитатель запомнил этот день на всю жизнь: от омерзения Петру стошнило, и весь стол, ковер и фартук нянечки оказались запачканы в содержимом желудка ребенка. Петра устроила истерику, в перерывах между всхлипываниями, качала права и объясняла обязанности хорошего воспитателя, с той непосредственностью, которую имеют только дети. Те давно минувшие годы, вспомнились с теплотой, и Петра слегка улыбнулась. Отец смотрел на нее в этот момент и, приняв улыбку на свой счет, улыбнулся в ответ.