– Завтра?
Он громко расхохотался над ее нетерпением. Но когда пошел прочь, услышал ее прерывавшийся от радости возглас: «Завтра! Завтра, да?!» – и не останавливаясь, ответил: «Будь по-вашему, мисс Сара Брантон. Завтра, так завтра».
Стоял воскресный полдень, в парке прогуливались люди. На клумбах зацветали тюльпаны. Лебедь на пруду вытянул шею, подставил грудку под солнечные лучи и, не пытаясь взлететь, забил от наслаждения крыльями. Индус в красной шапочке и белых кроссовках кормил уток хлебными крошками. Негритянка, которую он держал под руку, вдруг притянула его к себе и поцеловала. «Весна, – подумал Кэслейк, – настоящая весна». Был бы он в Барнстепле, он бы взял удочку и пошел на крутой берег реки рыбачить, свозил бы Маргарет в ресторан, а потом уединился с ней в машине где-нибудь у песчаных холмов… Переписка между ними замерла, чего Кэслейк и добивался. На его поприще о любовных связях лучше забыть. Всему свое время. А пока… если приспичит, можно снять девочку и за деньги. Но сейчас ему хотелось другого – этой работы, этого кабинета, и провидение помогло – будучи сыщиком в Барнстепле, он встретился со случайно оказавшимся там Куинтом, произвел хорошее впечатление и вскоре оказался здесь, в Лондоне.
Он положил руку на телефон, собираясь позвонить Куинту, но решил еще раз перечесть только что расшифрованное донесение из Лиссабона.
«На ваш запрос ОХ 137. Сара Брантон. Проживает в Мончике, на вилле Лобита, принадлежащей миссис Ринджел Фейнз, которая отбыла в США за два дня до приезда Брантон. Последняя прибыла в сопровождении Ричарда Фарли, предположительно гражданина Великобритании. О нем самом расследования не проводилось. Ждем указаний. Будем следить за Брантон до получения новых распоряжений».
Кэслейк позвонил Куинту и услышал: «Я ухожу, так что читайте прямо в трубку». Различив в дыхании начальника астматические хрипы, Кэслейк улыбнулся. Астма способна сразить человека в любую минуту, и в один прекрасный день Куинта отстранят от должности, а пустоту заполнят им, Кэслейком. Он отчетливо, не спеша, прочитал донесение. Куинт помолчал и сказал: «Пусть выяснят все об этом Фарли. Но с португальцами не связываются. И вы со своей стороны узнайте о нем, что можно. Авось что-нибудь и проклюнется. Какого черта они не сообщили, – хотя бы приблизительно, – сколько ему лет? Возможно, он воевал или служил в нашей армии. Поройтесь в архивах Министерства обороны. Хорошо?»
– Слушаюсь, сэр.
Он положил трубку и принялся составлять шифровку в Лиссабон, не позволяя себе рассуждать, почему этой Сарой Брантон вдруг так заинтересовались. Если будет нужно, ему сообщат.
Выехали после завтрака. Фарли вел машину умело. Так же, догадывалась Сара, он делал все, за что бы ни брался: уходил в работу с головой, отдавался ей без остатка. Боясь отвлечь его, она почти не раскрывала рта. Да ей, признаться, и не хотелось говорить – ведь она была счастлива. Не раз ездила Сара по этой дороге в детстве: сначала ее возил Джорджио, а потом муж Мелины Карло Спуджи. С Джорджио ей бывало одиноко – на вопросы он отвечал, но сам разговора не завязывал. Его волновали только дорога, да любимый «Роллс-Ройс», подчинявшийся ему безропотно. Казалось, Джорджио никогда не снимал ливрею, не отходил от машины ни на шаг, там и спал. Сара улыбнулась. Карло совсем другой. Трещал, как сорока, по малейшему поводу и очень любил отпускать оскорбительные шуточки о запряженных мулами повозках или автомобилях, которые обгонял. Коренастый, похожий на гориллу коротышка, он сумел завоевать сердце статной темноволосой красавицы Мелины тем, что играл под ее окнами на гитаре, когда уезжала мать. А иногда, ради забавы – Карло знал: Сара тоже любит слушать его, а по характеру был добр и щедр – он останавливался и под ее окном и, прежде чем прокричать «доброй ночи», пел короткую серенаду. Ему удалось понравиться даже отцу, едва терпевшему Джорджио.
Молчание Ричарда не угнетало Сару – оно ведь здорово отличалось от молчания Джорджио. В мыслях о нем, а часто и в беседах она обращалась к нему по имени. А он называл ее Сарой изредка. Только хорошенько подумав. и, как она догадывалась, с вполне определенными добрыми намерениями. Если она расстраивалась, – а ей надо научиться держать себя в руках, ведь Ричарда беспокоит ее малейшее волнение, – он точно знал, когда утешить ее и назвать не сестрой Луизой, а Сарой. Удивительно, сколь далекой ей казалась теперь совсем недавняя жизнь.
Вскоре после полудня они миновали Лиссабон и поехали к Эсторилю по дороге вдоль берега. Гостиница Карло и Мелины располагалась недалеко от моря у главной площади. Когда Фарли остановил машину, Сара спросила: «Хотите, пойдем вместе?»
Он покачал головой и, выуживая из кармана трубку, сказал: «Нет, это ваше дело. А я посижу, покурю».
Сара вошла в гостиницу. Холл был пуст, но в столовой, куда она заглянула сквозь стеклянные двери, сидело много народа – там подавали обед. Пустовал и столик дежурной. Сара нажала кнопку звонка, и в холл вышла сама Мелина. Некоторое время она вежливо оглядывала Сару, потом сказала: «Слушаю вас, сеньорита». Она немного растолстела за годы, проведенные в гостинице, но красоты не потеряла – так же как и темных волосков над верхней губой.
– Мелина, – тихо произнесла Сара, – ты не узнаешь меня?
Мгновение лицо бывшей служанки оставалось бесстрастным. Потом она ахнула, всплеснула руками и воскликнула: «О, нет, нет! Неужели?!»
И не успела Сара кивнуть, как Мелина бросилась к ней, обняла и поцеловала.
Ее искренняя радость передалась и Саре, обе всплакнули. Мелина провела ее к себе, усадила в кресло, отступила на шаг, оглядела с головы до ног, вновь обняла и засыпала вопросами. Обедала ли она? Сара, зная, что Ричард не хочет встречаться с Мелиной, ответила утвердительно. Может, стаканчик портвейна? Сара отказалась.
Вдруг глаза Мелины округлились, а руки повисли, как плети, и она пробормотала: «Но… но как же монастырь?»
С изумившим саму себя спокойствием Сара ответила: «Я оставила его навсегда. Из меня монахиня никудышная. Но, пожалуйста, Мелина, дорогая, не спрашивай меня больше. Когда-нибудь я приеду к тебе и все расскажу».
– Не оправдывайся, – живо откликнулась Мелина. – Я все понимаю. Не раз говаривала я твоей матери, что эта жизнь не для тебя… умоляла ее тебя разубедить. Ты не обязана мне ничего рассказывать. Кстати, я знаю, за чем ты приехала. Подожди.