Ключевую роль в этом сыграли две организации. Во-первых, аппарат Коммунистической партии Китая[1], который обеспечивал жесткий и порой жестокий контроль за членами партии и в особенности за ее руководителями – так называемыми «кадрами». Во-вторых, позаимствованная у СССР модель социалистической экономики, которая принесла многим последовавшим ей странам существенные проблемы. Лидеры Китая и, в частности, сам Мао Цзэдун издавали в Пекине директивы, которые распространялись по всем этим политическим и экономическим структурам, приводя как к ожидаемым поразительным достижениям, так и к чудовищным последствиям, которых никто не предполагал и не хотел. В работе над этой книгой я руководствуюсь убеждением, что для понимания того, почему решения китайского руководства и в особенности инициативы самого Мао завершились с соответствующими результатами, мы должны осознавать, насколько трансформировались социальные, экономические и политические институты Китая в 1950-х гг. Эти преобразованные структуры мешали реализации планов Мао и других лидеров и зачастую приводили к катастрофическим результатам. Хотя моя книга и позиционируется как историческая хроника, я подхожу к моему повествованию в первую очередь с точки зрения социологии.
В рассматриваемый период истории Китая решения руководства были воплощены в жизнь через особую форму политической организации, через специфический общественно-экономический строй. Указания сверху пропускались через огромный общенациональный бюрократический аппарат и новые социальные структуры и доходили до низов в самом неожиданном виде, рассеивая, искажая или преувеличивая собственное содержание. Сущностная централизованность и дисциплинированность партийного государства, придававшие строю воображаемую мощь, порождали и его крайне необычные недостатки. Практически ни одна из инициатив Мао не привела к результатам, которые в полной мере ожидали, предвидели или приветствовали лично Мао и его сторонники. Более того, как мы увидим далее, большинство инициатив Мао обернулись против Китая. Почему?
В тот период времени КНР была организованным необычным образом обществом, которое отличалось не только от нашего общества, но и значительно разнилось, по итогам первого десятилетия верховенства коммунистов, с прошлым Китая. Чтобы понять, почему так много китайских граждан принимали активное участие в кампаниях и конфликтах того времени, нам необходимо осознать социальные и организационные условия, в которых жили и работали как официальные лица, так и рядовые граждане. Изучение этих условий тем более важно в наши дни, когда обстоятельства прошлого размылись под напором мощных волн динамичной рыночной экономики, встроенной в мировой капитализм. Моя цель – показать, что события эпохи Мао отражали специфику институтов, сформировавшихся в первое десятилетие правления КПК. Историю эпохи Мао я представляю, постоянно держа в уме эти институты.
Когда в 1973 г. на 3-м курсе бакалавриата в Университете Джонса Хопкинса я записался на мой первый курс занятий по современному Китаю, тема, которой посвящена настоящая книга, была все еще малоизученной и сводилась к спекуляциям по поводу совсем недавних событий в закрытом и изолированном обществе. Когда в качестве преподавателя Колумбийского университета в 1983 г. я начал вести мой собственный первый курс, то назвал его «постреволюционное общество Китая», подразумевая то новое общество, которое было сформировано после Революции 1949 г. и прихода КПК к власти. В наши дни, когда после кончины Мао прошло несколько десятилетий, бо́льшая часть социальных и экономических структур того периода исчезла после множества раундов экономических реформ. При этом значительная часть прежних политических структур сохранилась вплоть до настоящего времени.
Охватывая взглядом прошлое, мы ясно видим, что 1949 г. был лишь началом, а не концом Китайской революции. В эпохе Мао было не меньше революционного, чем в ее прелюдии – партизанском движении и гражданской войне.
В настоящей книге представлена постепенно сформировавшаяся на протяжении 30 с лишним лет исследований и преподавательской деятельности точка зрения на маоистский Китай. Эта хроника – выборочный нарратив социолога, глубоко заинтересованного в изучении политики и экономики, в особенности – основ политической власти, социалистической модели развития, социального неравенства, политических конфликтов и народного протеста. Вне сомнений, есть и другие обоснованные подходы к повествованию об истории Китая при Мао Цзэдуне. Однако они отличны от моего подхода.
Мои предшествующие работы о Китае писались для специальной аудитории – представителей академических кругов. В публикациях такого рода акцент делается на концептуальные основы, новые источники и исходные материалы доказательной базы, а также на методику анализа. Такие академические работы основываются на критическом осмыслении альтернативных подходов. К сожалению, для чтения кем-либо за пределами небольшого сообщества экспертов эти произведения в конечном счете оказываются несколько скучными. Настоящая книга в значительной мере основывается на моих собственных исследованиях и многих годах чтения работ моих талантливых коллег, однако она не предназначена исключительно для специалистов. В этом издании я предпринимаю попытку представить все, что мне известно о рассматриваемом периоде истории Китая, таким образом, чтобы одновременно заинтересовать моих коллег-ученых и студентов и предложить текст, доступный и понятный любому читателю.
Я нахожусь в интеллектуальном долгу перед огромным множеством людей и организаций. Полностью перечислить их на этих страницах представляется невозможным. Особенно стоит отметить области исследований вне круга моих собственных изысканий, когда я был вынужден в значительной мере опираться на произведения и результаты научных трудов коллег. Я постарался четко обозначить тех, кому я более всего обязан, прежде всего, через ссылки на их работы. Неоднократные ссылки на одних и тех же авторов показывают, что именно перед ними я в наибольшем долгу. Я благодарен Томасу Бернстайну, Джин Ой, Дуайту Перкинсу и Майклу Шенхальсу за их комментарии ко всему тексту или к отдельным частям первоначального варианта этой книги. Я также хотел бы отметить вклад Дун Гоцяна – моего коллеги и соавтора, профессора кафедры истории Нанкинского университета. В главах, посвященных «культурной революции», я обращаюсь к нашим совместным публикациям. Сотрудник Центра китайских исследований имени Фэрбэнка при Гарвардском университете Нэнси Херст помогла мне подготовить окончательную редакцию текста, которая была передана в издательство. Уже почти два десятилетия Стэнфордский университет является для меня идеальным интеллектуальным пристанищем. В особенности я хотел бы отметить большую поддержку, которую оказали моему исследованию Институт международных исследований имени Фримана и Спогли, Школа гуманитарных наук и Центр исследований в области Азиатско-Тихоокеанского региона имени Шоренстайна при Стэнфордском университете. Стэнфордский центр при Пекинском университете оказал мне содействие на заключительных этапах сбора информации и написания настоящей книги, а также стал вдохновляющей площадкой для подготовки черновых версий многих из ее глав. Я также хотел бы поблагодарить Майкла Аронсона, редактора Harvard University Press, за поддержку и продвижение проекта, который столь разительно отличался от всех моих ранних начинаний.
Эта книга – конечная точка приключения, начало которому было положено в сентябре 1973 г. в Балтиморе, в обычной аудитории, на занятиях по курсу «Правительство и политика Китая», который вел Ричард Пфеффер, научный руководитель в бакалавриате. Рик был убежденным противником войн и специалистом по Китаю. Он был в числе людей, которые в тот момент только что посетили КНР в составе одной из первых американских делегаций. Его интриговала текущая «культурная революция», однако он слишком хорошо понимал, что за ней скрывались злоупотребление властью со стороны революционных организаций по контролю дисциплины и трудноразрешимая проблема бюрократической диктатуры при социализме. Рик был увлеченным и требовательным учителем, который настаивал на том, чтобы его студенты критически переосмысливали все идеи, в особенности их собственные. Добивался он этого через, казалось, не знавшее пределов внимание к студенческим эссе, в которых он безжалостно обличал ленивые риторические уловки и логические нестыковки. Разгромные отзывы сопровождались множеством беспощадных замечаний на полях. При этом Рик был благосклонным и заботливым научным руководителем, в особенности когда студент наконец-то объяснял ему, с чем к нему пришел. Вплоть до того семестра я не находил в вузовских занятиях особого вдохновения. Однако после курса Рика все встало на свои места. Его стиль преподавания изменил направление моей жизни. Рик преподнес мне бесценный дар, за который я навсегда останусь перед ним в неоплатном долгу. Эту книгу я посвящаю его памяти.
Глава 1
Прощание
Пекин. 18 сентября 1976 г. 15:00. На центральной площади Тяньаньмэнь выстроились ряды одетых в форменную одежду рабочих и военных. Присутствующие стоят, молча склонив головы. По всему Китаю – на площадях, в деревнях, на заводах, в школах и в служебных кабинетах огромной страны – проходит торжественная церемония прощания с национальным лидером. Народ КНР – почти один миллиард человек – чтит память Мао Цзэдуна, который скончался девятью днями ранее в возрасте 82 лет. Все стоят с опущенными головами и, как было заранее предписано, хранят скорбное молчание в течение трех минут. Сравнительно малоизвестный Хуа Гофэн – назначенный преемник Мао – зачитывает речь, переполненную хвалебной риторики в адрес почившего председателя КНР. Мао Цзэдун возглавлял Коммунистическую партию Китая с начала 1930-х гг. и занимал доминирующее положение на всех направлениях государственной политики КНР с самого момента образования этого государства в 1949 г. Все партийное руководство вышло на площадь, демонстрируя свое единство перед лицом невосполнимой утраты.
Иллюзия этого единства рассеивается уже 6 октября. Заручившись поддержкой ряда высокопоставленных официальных лиц, Хуа Гофэн выступает с критикой ярых поборников курса Мао и приказывает взять под стражу главных политических союзников уснувшего вечным сном председателя. Супруга Мао, Цзян Цин, была арестована прямо в своей резиденции. Еще три человека – Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань – вызваны на совещание руководящих кадров. По прибытии на место проведения мероприятия каждый из них, к своему удивлению, оказался взят под стражу вооруженными охранниками. Вышеназванная четверка руководителей выполняла приказы Мао во времена «культурной революции» – масштабной кампании против государственной системы во главе с КПК, в результате которой были подорваны как правительственная политика, так и основы экономики Китая, а также были преданы мучениям и убиты миллионы людей. На момент задержания названные четыре человека составляли 25 % состава Политбюро ЦК КПК – руководящего органа партии в составе 16 человек. Ван Хунвэнь и Чжан Чуньцяо были членами Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, занимая соответственно второе и четвертое положение в этой структуре. Вскоре арестованных окрестят «бандой четырех» и обвинят в контрреволюционной деятельности. На самом деле их вина состояла в том, что на протяжении последних десяти лет жизни Мао они выполняли его приказы. Оставаясь символом легитимности революции, Мао Цзэдун будет продолжать удостаиваться посмертных восхвалений. Однако в действительности описанные события представляли собой государственный переворот, подрывающий устои политического наследия первого председателя КНР. Ведь именно он был главарем «банды четырех». Просто никто не говорил об этом вслух.
Перенесемся на 27 лет в прошлое. На дворе – 1 октября 1949 г. Мы вновь на площади Тяньаньмэнь. Обращаясь к огромной толпе людей, 55-летний Мао Цзэдун провозглашает образование Китайской Народной Республики. Этот момент обещает положить конец столетию, которое ознаменовалось для Китая экономическим и политическим упадком, вмешательством со стороны колониальных держав, иностранным вторжением и гражданской войной.
В течение большей части первой половины XX в. Китай представлял собой несостоявшееся государство, обломки безуспешной попытки создать конституционную республику [Nathan 1983; Wilbur 1983], а в течение большей части второй половины XIX в. – потерпевшую крах многонациональную страну. Существовавшая с 1644 г. империя Цин – последняя династия Китая, «маньчжурская»[2], – достигла пика своего расцвета в XVIII в. К концу же XIX в. страна, терзаемая восстаниями изнутри и претензиями колониальных держав извне [Kuhn 1980; Rowe 2009: 149–296], переживала период затянувшегося упадка. 1949 г. оказался исторически важен не как момент триумфа пролетариата над буржуазией или момент победы коммунизма над капитализмом. Слова Мао о провозглашении Народной Республики сулили формирование нового, более могущественного китайского государства, которое могло бы противостоять общемировой политической конкуренции и посягательствам со стороны иных крупных держав.
Впервые за 100 с лишним лет можно было говорить о китайском государстве, которое могло эффективно контролировать свою территорию, полноценно защищенную безопасными границами, а равно и было способно положить конец отдельным проявлениям мятежного духа внутри страны. Впервые в истории Китая взять в свои руки управление китайским обществом и в деревнях, и в городах должны были штатные чиновники, а не наместническая знать. Эти официальные лица были частью общенациональной иерархической лестницы, которая напрямую и достаточно успешно обеспечивала контакт между высшим руководством в Пекине и обычными людьми на местах. Возможно, Мао и окружавшие его сторонники и видели в победе КПК в 1949 г. триумф общемирового социалистического движения. Однако в первую очередь этот год обозначал возникновение Нового Китая – первого современного национального государства китайского народа.
Предшествовавшие этому моменту 100 лет были безжалостны к Китаю. Масштабное Тайпинское восстание 1850–1864 гг. на десять с лишним лет охватило бо́льшую часть юго-восточных районов империи Цин. Становление и падение так называемого «Небесного царства великого благоденствия» и сопровождавшие его крупные вооруженные столкновения погубили свыше 20 миллионов человек [Kuhn 1978; Platt 2012; Spence 1996]. Ослабленная династия Цин боролась с сонмом региональных мятежей на фоне серии провальных войн с колониальными державами. Ихэтуаньское (Боксерское) восстание 1900 г., направленное против иностранного вмешательства в дела Китая, было поддержано династией Цин, однако потерпело поражение от рук Альянса восьми держав. Китайская империя так и не оправилась от этого удара [Esherick 1987; Silbey 2012]. Синьхайская революция 1911 г. представляла собой не слишком примечательный государственный коллапс зачахшей империи[3].
Попытки основать современную китайскую республику практически сразу сошли на нет. Общенациональные парламентские выборы завершились триумфом новообразованной партии Гоминьдан – буквально «Национальной партии» Китая. Основатель партии Сун Цзяожэнь, которому движение было обязано победой на выборах, вскоре погиб в результате покушения, организованного Юань Шикуаем, бывшим чиновником при династии Цин, который вознамерился установить собственную диктатуру [Young 1983: 217–228]. Китай быстро распался на плеяду региональных феодов во главе с борющимися друг против друга военачальниками-милитаристами [Ch’i 1976; Nathan 1976; Gasster 1980]. В 1920-х гг. обозначилось противостояние двух революционных партий, желавших объединить Китай при поддержке военных: партия Гоминьдан во главе с Сунь Ятсеном, которому позже пришел на смену Чан Кайши, и Коммунистическая партия Китая, которую в конечном счете взял под свой контроль Мао Цзэдун, уроженец провинции Хунань, радикальный деятель и партизанский командир. В течение короткого периода в середине 1920-х гг. движения сблизились и добились определенных успехов совместно. Однако обеспеченных представителей китайской элиты, которые составляли ядро Гоминьдана, отталкивала приверженность КПК делу социальной революции. Союз распался в 1927 г. Чан Кайши покончил с коммунистами в коалиции, жестко предав казни тысячи человек [Isaacs 1961; Wilbur 1983].
Кровопролитное противостояние двух революционных партий растянулось на десять с лишним лет. К середине 1930-х гг. коммунисты оказались на краю гибели. Но в дело вмешалась фортуна, подославшая в Китай агрессора в виде милитаристской Японской империи. В 1931 г. Япония захватила Маньчжурию – регион на северо-востоке Китая (современные провинции Ляонин, Цзилинь и Хэйлунцзян). В 1937 г. японцы приступили к масштабному военному вторжению во внутренние районы Китая. Режим националистов, продержавшись всего около 10 лет, не выдержал интервенции. Разруха, пришедшая в Китай, унесла с собой около 12 миллионов жизней [Mitter 2013: 5–6].
После краткой передышки, последовавшей за неожиданной капитуляцией Японии после атомных бомбардировок американцами Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 г., внутри Китая возобновилась полномасштабная гражданская война. Гоминьдановцы, переждав японскую оккупацию в городе Чунцин – своей военной столице на юго-западе Китая, вступили в борьбу с КПК, пережившей к тому времени возрождение благодаря противостоянию «снизу» японским оккупантам, с которыми она намеренно не вступала в прямые конфронтации. Националисты, несмотря на победоносное для них начало гражданской войны, не смогли составить конкуренцию коммунистам и после серии поражений в значимых сражениях на территории Маньчжурии быстро распались как политическое движение. К моменту выхода Мао Цзэдуна с вестью об образовании Народной Республики на Тяньаньмэнь бо́льшая часть активов националистов уже была эвакуирована на остров Тайвань, а многочисленная Народно-освободительная армия под командованием Мао готовилась к окончательному захвату южных и западных территорий Китая.