И вновь ледяной укол обжег шею.
Так и представились проецируемые Системой строки:
Сука!
Мразь!
Руки связаны за спиной, и невозможно воспользоваться быстрыми слотами. Хотя подарки там имелись, попробовал разорвать путы. Нет, веревка впивалась в запястья, кости хрустнули и ни-че-го…
– Да не дергайся ты, не дергайся, веревку эту и на двадцатке силы не порвешь, а тебе-то куда, нулевке? До тройки прокачался и думаешь – герой? Что молчишь? Не думал, что все так выйдет? Зачем ты вообще к нам сунулся? Жил бы себе, пока не пришли… Запомни, и другим на том свете передашь – помощь отступникам Легиона карается мучительной и окончательной смертью. Твой ASK нам еще послужит. Теперь…
Сто двадцать шесть… Сто двадцать пять… Сто двадцать четыре…
– Какой вы на хрен легион?! – Время надо тянуть, время. – Вы чмошники, анимэшки гнойные, попугаи… А ты просто долбаный эсэсовец, шакал в юбке, который может людей разбирать, когда они не в состоянии сопротивление оказывать. Баб там запытать связанных, чтобы глаза не выцарапали, да еще и пара уродов в качестве поддержки требуется, да у тебя по-другому и не встанет. Хер в жопу потому что от страха забивается! Ты ведь боишься баб!..
Говорил я медленно, несмотря на то что состояние значительно улучшилось, во рту все так же каша из зубов, которые резали небо и десна, сгустков крови и еще чего-то донельзя противного, тухлого. Язык ворочался тяжело. Слова звучали глухо.
Кто это меня так приложил? Чем? Я ведь даже ничего не заметил… Вот так, не один ты тут стелсер!
Неплохо, неплохо мне здоровье поправили, суки!
А еще…
Девяносто девять… Девяносто восемь… Девяносто семь…
– Слышь, заканчивай эту пургу. Фашист, нацист… Главное, не дебил с промытыми мозгами, у которого до сих пор деды воевали, – поморщился тот, сплюнул в сторону. – Мне вообще это до лампочки…
Он что-то говорил еще, прерывался, смеялся, а у меня в ушах только: бу-бу-бу… бу-бу-бу… бу-бу-бу…
Сосредоточиться…
А мысли тяжелые, тяжелые, будто мельничные жернова проворачиваются медленно-медленно и ничего не могут перемолоть, ни одного зерна мысли! Их нет. Пустота, вакуум, чернота, из которой выползают или возникают иногда яркие-яркие, вплоть до запахов образы, не соотносящиеся ни с чем.
Уличный фонарь, качающийся в темноте от морозных порывов ветра, мечущиеся на снегу длинные-длинные тени. Или вот чьи-то глаза. Черные-черные, миндалевидные и какие-то родные. Ярко-красные немного припухшие женские губы.
Анна?