Кай и Торин наблюдали, как император погрузился в неподвижный сон. Как будто наблюдали за незнакомцем. Кай любил его, но не мог соединить в голове образ больного человека перед ним с живым отцом, который у него был еще неделю назад.

Одна неделя.

Его пробрала дрожь, и Торин сжал руку у него на плече — Кай уже забыл, что она там была.

— Ваше высочество.

Кай ничего не сказал, глядя, как поднимается и опадает грудь его отца.

Пальцы у него на плече коротко сжались, потом Торин уронил руку.

— Вы будете императором, ваше высочество. Мы должны начинать готовить вас. Мы и так уже откладывали слишком долго.

Слишком долго. Одну неделю.

Кай притворился, что он не слышит.

— Как сказал Его Величество, вы должны быть сильным. Вы знаете, что я буду помогать вам всем, чем смогу. — Торин помолчал. — Вы будете хорошим правителем.

— Нет. Не буду. — Кай запустил руку в волосы и потянул.

Он будет императором.

Слова гулко звучали в голове.

Настоящий император был там, за стеклом, вот в этой кровати. А он был самозванцем.

— Я пойду поговорю с доктором Эрландом, — сказал он, отходя от стекла.

— Доктор занят, ваше высочество. Вам не стоит продолжать отвлекать его.

— Я просто хочу спросить, есть ли какие-то результаты.

— Я уверен, что он немедленно вам скажет, как только они появятся.

Кай сжал зубы и посмотрел на Торина, человека, который был советником его отца еще до того, как Кай родился. Даже сейчас, стоя в одной комнате с Торином, он чувствовал себя ребенком — и возвращалось детское побуждение сделать наперекор. Он и сам хотел бы знать, сможет ли он когда-нибудь это преодолеть.

— Я должен чувствовать, что делаю хоть что-то. Я не могу просто стоять и смотреть, как он умирает, — сказал он.