— Причем тут мой паспорт? Педофил околачивался около школы, смотрел на девочек! — убеждал Константин недоверчивых полицейских.

— А вы, что здесь делаете? — листая паспорт, поинтересовался Брянцев.

— Да послушайте меня. Панин скрылся, но я проследил за ним. Он зашел в кафе-пекарню, что напротив сквера. С тех пор не выходил. Лучше его документы проверьте, он должен сидеть в колонии!

Полицейские поморщились, но все-таки зашли в кафе-пекарню под вывеской «7 пирогов». Антонов пристроился следом.

В уютном помещении на четыре столика пахло свежевыпеченными булочками, ароматным кофе и сладкими пирожками. Товар отпускала улыбчивая буфетчица. Бориса Панина в зале не было. Патрульные спросили буфетчицу о заходившем мужчине, та охотно кивнула и указала на служебное помещение.

Полицейские спустились в подвал, но вскоре вернулись к нетерпеливо поджидавшему Константину Антонову и вывели его на улицу.

— Мы проверили документы и созвонились с нашим отделом. Да, это Панин Борис Игоревич. Был осужден, вышел из колонии по условно-досрочному, адаптировался, устроился на работу пекарем, замечаний нет. Документы в порядке, все официально, — объяснил старший сержант.

— Но как же! Он был рядом со школой. Там девочки! — возмущался Антонов.

— Это городской сквер. Панин вышел подышать из жаркой пекарни, только и всего.

— Он пялился на малолетних девочек. Нельзя ли ему запретить…

— Нельзя! — отрезал Брянцев. — Панин не работает в детском учреждении. Он работает в подвале пекарни. Один.

— Гражданин, не отвлекайте по пустякам, — вмешался сержант Самохин. — Вот если случится что-то серьезное, мы примем меры.

— Как же так! Неужели, нужно ждать пока он…

Но полицейские под стрекот служебной рации сели в машину и укатили на вызов. Растерянный инженер понуро стоял около кафе-пекарни. Через витрину на него смотрел Борис Панин и победно улыбался. Он узнал Антонова, тот был на суде среди других родителей пострадавших девочек.

Тогда педофила Панина осудили на четырнадцать лет. Долгий срок для униженных девочек казался вечностью, из которой не возвращаются. Зло исчезнет навсегда, думали они. Но прошло неполных двенадцать лет — и педофил на свободе. Чуть поседел, но выглядит подтянутым и тренированным. Не осунулся, не обрюзг, не спился, не сдох от болезней, не свихнулся от мук совести, будто все это время провел не в колонии, а в оздоровительном походе.

Преступник здоров и прощен государством, а его дочь Катя так и осталось неизлечимо больной! Где справедливость?

Дальнейшая работа у инженера шла плохо, все валилось из рук, память возвращала к ужасным переживаниям двенадцатилетней давности. Антонов уехал домой раньше.

Войдя в квартиру, он заглянул к дочери и застал все ту же безрадостную сцену. Катя играла с куклой Барби, одетой в купальник. Она окунала куклу в ванночку для малыша, наполненную водой, изображала плавание туда-сюда, как в спортивном бассейне, и под конец вручала кукле медаль за победу. Кате исполнилось девятнадцать лет, тело девушки соответствовало возрасту, но в сознании дочь осталась той же семилетней девочкой, над которой надругался похотливый маньяк.

Семья тогда пережила ужасные дни, хуже которых не придумаешь. Константин внушал себе и жене Ирине, что все худшее в прошлом, случившееся со временем забудется и сотрется из памяти маленькой девочки. Так и произошло, но совершенно с другим результатом.

Катю удалось вывести из шокового состояния спустя два месяца после надругательства тренера-педофила. Ее сознание действительно вычеркнуло из памяти жестокое насилие, но зафиксировалось на границе произошедшего. Девочка перестала взрослеть, словно хотела оградить себя от мерзостей взрослого мира. Ее сознание так и осталось на уровне семилетней наивной девочки, которая хотела стать чемпионкой по плаванию.