— Как именно лапал?

— Как хотел! Он разрядился от прикосновений к моей дочке, представляете! Я нашла его мокрые трусы в стирке.

— И что вы сделали?

— Прибить была готова, растерзать, но…

Ершова вздохнула и отвернулась. Говорить стала тихо:

— Я не стала устраивать скандал. Выпроводила Панина вечером вместе с вещами, ведь это была моя квартира. Он ушел к матери, потом несколько раз пытался вернуться, извинялся, клялся, что все произошло случайно. Дочь вроде бы отошла, позабыла грязную игру, и я чуть не дрогнула, но…

— Панин опять проявил свои наклонности? — прервала затянувшуюся паузу следователь.

— Он раньше тренировал юношей в бассейне, мечтал воспитать чемпиона, стремился в большой спорт. И, вдруг, я узнаю, что Панин стал обучать плаванию маленьких девочек. Совсем маленьких. Это бесперспективно для тренера, а он сам напросился. Сам! Понимаете?

— Понимаю.

— Вот и я поняла, что Панин неисправим. Его тянуло к маленьким девочкам, не к моей дочери, так к другим.

— Почему вы не предупредили руководство бассейна?

— Как? Пришлось бы рассказать подробности про дочку, а я хотела оградить Полину от грязных слухов.

— Дочку вы оградили, а остальных…

Ершова порывисто обернулась:

— Вы поймите, я надеялась, что Панину достаточно видеть раздетых девочек, они же в бассейне полуголые.

— Оказалось, что недостаточно.

Женщины с минуту шли молча. Затем следователь спросила:

— Надежда Олеговна, когда вы видели Бориса Панина в последний раз?

— Ну… — Ершова замялась. — После колонии Панин вернулся жить к своей матери, ее квартира на одной улице с моей. Столкнулись с ним у магазина дней десять назад, он попытался заговорить, предложил поднести сумку, но я отшила его и быстро ушла.

— И больше не встречались?