В слесарку Антон с Диларой входили нарочито спокойно, чтобы не вызвать подозрений у тех, кто жил на полу в коридоре и всегда видел дверь. Овечкин даже сказал жене что-то на тему ремонта скафандров, мол, у меня после отравления руки ещё трясутся, поможешь держать обшивку. Переступив порог, Антон впился в присутствующих подозревающим взглядом, но обнаружить что-либо подозрительное не смог. Все были в сборе и молча ждали, пока Дилара запрёт дверь изнутри. Неожиданно заговорщиков оказалось больше, чем представлял Овечкин: Порфирьев, Петрович, его внук Владимир, пожарный Александр, фельдшер и женщина-педиатр. Эта новость застала его врасплох, и Антон остановился на полпути.

– Активисты обсуждают поход в бомбоубежище, – на всякий случай заявил он, чтобы подчеркнуть, что заодно с заговорщиками, а не с толпой. – У них есть план местности с маршрутом. Они планируют перекрыть вентиляционную шахту в бомбоубежище, если их не пустят, или пробить отбойными молотками подкоп!

– Карту я им нарисовал, – пожал плечами Порфирьев. – Пусть пользуются. Не жалко. А насчёт перекрыть кислород – это же твоя идея.

– Я им такого не говорил! – оправдался Антон. – Я так подумал сгоряча, там, перед воротами…

– Значит, кто-то ещё подумал сгоряча здесь, точно так же, – подхватил Порфирьев. – Садитесь! – он указал на расстеленный на полу замызганный плед, заменявший Антону больничную койку. – Пора поговорить. Времени осталось мало. – Амбал дождался, пока они усядутся, и заявил: – Мы уходим отсюда. Вы можете пойти с нами, если захотите. Но риск погибнуть по дороге – очень высок.

– Без антирада до бомбоубежища не дойти? – Антон замер, лихорадочно собираясь с мыслями. Скафандров три. Здесь семеро, не считая Порфирьева, ему скафандр не нужен. Значит, кто-то пойдёт без скафандра, обреченный на верную смерть! И они, конечно же, попытаются оставить без скафандра именно его, Овечкина! – Но мы можем перемещаться по очереди! Первая тройка доберется до бомбоубежища и снимет скафандры перед воротами! Ты мог бы отнести их сюда!

– Антирад есть, на десять человек его хватит, – голос Порфирьева звучал негромко и без всяких эмоций. – Но речь не о том. Мы не пойдем в бомбоубежище.

– То есть как?! – опешил Антон. – Почему? Ты же сам сказал, что нам нужно спасаться там!

– Я был неправ, – амбал обратился к Петровичу: – Начни ты.

– Ну… – Петрович закашлялся сухим надрывным кашлем, и Антон перехватил направленный на старого техника обреченный взгляд фельдшера. – В общем, так… – Петрович отдышался: – Завтра в час дня, это самое позднее, наш запас электроэнергии закончится. Полностью. Свет погаснет, фильтровентиляционная установка вырубится, кипятильники станут металлическим мусором. Где-то в это же время сдохнут аккумуляторы нагнетателя и скафандров, если их не зарядить. Артезианская скважина, откуда мы берём питьевую воду, тоже перестанет работать. Впрочем, воды к тому времени будет уже по колено, может, и повыше. Так что смерть от жажды нам не грозит, скорее от отравления. Вчера я слышал, что продуктов вроде как осталось дня на четыре, так что через трое суток закончатся и они. Вот, собственно, всё. А ещё у нас закончились фильтры для скафандров, сегодня вставил последние.

– Но разве не поэтому мы разыскивали бомбоубежище?! – воскликнул Антон.

– Поэтому, – согласился Порфирьев. – Но оно нас не спасёт. Они нас не пустили, это раз, и они выходили на поверхность, это два. О чем это говорит?

– Бомбоубежище маленькое или переполнено, – Антон поморщился. – Поэтому они расчистили вентиляционную шахту и замаскировались, чтобы никого не принимать.

– Верно, – подтвердил здоровяк. – Скорее всего, у них такое же перенаселение, как у нас. Как и сюда, толпа в бомбоубежище ломилась до последней секунды. Наверняка ворота закрывались уже после того, как наверху начались первые взрывы и обрушения. Город перепахан множество раз, ни домов, ни улиц, сплошная свалка из гор обломков. Такое от одного удара не получается, даже от самого мощного. В общем, там у них толпа, численность которой гораздо больше того, на что бомбоубежище рассчитано. Наверняка дефицит продовольствия и режим жесткой экономии. Лишние рты им ни к чему, особенно если таковых негде разместить, потому что народа и так, словно селёдок в консервной банке.

– Но они могут взять хотя бы детей… – робко предположила Дилара и осеклась.

– Вряд ли, – Порфирьев покачал головой. – Суди сама: если с землёй сравняли только Москву, а остальная страна выжила, то рано или поздно сюда придут спасатели и вернётся закон. И их посадят за оставление людей в опасности, повлекшее за собой гибель тысяч человек. Эти самые дети расскажут следователям о том, что их родителей и прочих бросили снаружи на жестокую смерть. А так можно не открывать ворота вообще, и в случае чего сказать, что никто не знал о выживших. Ворота двойные, за ними тамбур или даже шлюз, услышать крики и стук невозможно.

– Но они видели нас через камеру! – возразил Антон.

– Камеру можно потихоньку убрать, – отмахнулся Порфирьев. – Или просто отключить в целях экономии энергии. И сказать, что её включали только перед выходами на поверхность, чтобы оценить обстановку за воротами. Всё остальное время она не работала, и никто никого не видел. Кроме того, наша доблестная общественность, скорее всего, сама разобьёт им камеру от злости уже сегодня. Короче говоря, чтобы потом не сесть, им лучше всего не открывать, и вообще не знать, что происходит за воротами. Но дело даже не в этом. Допустим, они нас впустили. Что дальше?

– Проблему голода можно попытаться решить посредством поиска продуктовых магазинов… – Антон торопливо размышлял над словами Порфирьева, но логика подсказывала, что бомбоубежище лишь отсрочка неизбежного. – Но нас так много, что надолго никаких магазинов не хватит… Без холодильников погребенные под развалинами продукты скоро испортятся, как та рыба в гастрономе.

– Наверху плюс четыре. Наверняка скоро станет ещё холоднее. – Порфирьев обращался к нему, но исподлобья оглядывал всех. – То, что ещё не протухло, вряд ли пропадет. Скорее, замёрзнет. Но ты прав, никаких магазинов на такую толпу не хватит. Производства пищи в бомбоубежище нет. Оно рассчитано на то, чтобы переждать сильную бомбардировку. Максимум – сохранять жизнь уцелевшим до прихода спасателей, то есть на срок от нескольких дней до нескольких недель. В общем, рано или поздно голод неизбежен. И истощение запасов энергии, которое вырубит им воду и вентиляцию. У них всё как у нас, разве что затопление им не грозит.