– А чего он такая тряпка?! – возмутился сын, и его тирада неожиданно превратилась в выплеск наболевшего. – Тебя не защищает, говорит, что дедушка Ахмет не прав, хотя он прав! И вообще, у нас в семье ты главная, а у всех братьев главный отец! Они надо мной смеются, говорят, что это потому, что он русский, а я полурусский, поэтому тоже вырасту лохом, как папаша! Но дядя Олег русский, и он не лох! Он дерётся круто и всех шайтанов завалил, а одному вообще горло ногой раздавил, прямо как Джон Чёрная Глыба из «Космических рейнджеров» в третьем сезоне!

– Завязывай, – устало прорычал Порфирьев. – Твой отец очень о тебе заботится. Просто делает это по-своему, как умеет. Скоро он научится, вот увидишь. Теперь всё не так, как раньше. Слабые не выживут, так что он быстро станет сильным. И ты тоже. А сейчас я бы поспал. Покараулишь?

– О́кей! – согласился Давид. – А ствол мне можно?

– Боевой пистолет не игрушка, – произнёс Порфирьев. – Случайно выстрелишь в мать или себе в ногу, что тогда? Пока опасности нет, пусть будет у меня.

– Он боевой?! – изумился сын. – Но в вас же попали! На вас броник, да? Скрытого ношения!

– Так ты покараулишь, профессионал военного дела, или мне самому тут за всем следить?

– Спите! Всё под контролем! – заявил Давид. – Можно мне ещё пряник? Не себе, для мамы?

– Всего два осталось, – ответил амбал. – Пока побережём. Если с поверхности продуктов не принесут, одним поделюсь.

– Если за продукты начнётся драка, отец не вывезет, – вздох Давида не скрывал разочарования. – И нам ничего не достанется.

– Достанется, – усталости в голосе Порфирьева стало ещё больше. – Он главный инженер, вместе с техниками следит за вентиляцией, запасом энергии и гермоворотами. Его обделять не станут.

На этом разговор завершился. Голос Порфирьева умолк, Давид с минуту о чем-то тихо шептался с матерью, потом тоже замолчал. Антон, кипя противоречивыми чувствами, осторожно отошёл от помятых дверей и двинулся на станцию. Там выяснилось, что о кровавой расправе все уже в курсе, но волнует это людей мало, и потому дальше обсуждений дело не пошло. Кто-то сказал, мол, пусть полицейские разбираются, когда вернутся с поверхности, всё равно сейчас никого из них нет. Кто-то заявил, что предъявлять претензии вооруженному до зубов спецназовцу, на всю голову пробитому, чревато летальным исходом, и предложил забыть обо всём до более благоприятных обстоятельств. А некоторые и вовсе заявили, что это даже хорошо, что Порфирьев убил тех шестерых. Во-первых, претендентов на продукты из гастронома стало меньше, а, во-вторых, если они ради пары пряников не побоялись атаковать амбала Порфирьева, то запросто могли бы отбирать добытую на поверхности еду у более слабых. В целом общественное мнение было на стороне Порфирьева, и Антон хорошо видел, что многие придерживаются этой позиции из конъюнктурных соображений, а не потому, что действительно так считают. В памяти тут же всплыла возмущенная тирада сына о наболевшем, и он с тяжёлым осадком на душе встал в очередь за водой.

Отстоять пришлось больше часа. Едва Антон с наполненным баллоном в руках вышел на платформу, раздался глухой стук в гермоворота, почти не слышный из-за шума фильтровентиляционной установки. Дежуривший у ворот старый техник принялся открывать, и Антон поспешил подойти ближе. Открывающаяся воротина вызвала всплеск активности на заполненной лежащими людьми платформе, и страдающие от голода обитатели вагонов потянулись ближе. За прошедшее время блок фильтров вентиляционной установки набрал столько радиоактивной пыли, что вкупе с пылью, попавшей внутрь гермоворот в результате нескольких выходов на поверхность, фон вблизи ворот стал опасным настолько, что техники не приближались к ним без особой причины. Довольно большое пространство перед воротами было огорожено и оставалось пустым, и быстро нарастающая толпа напирала на импровизированное ограждение. Несколько самодельных барьеров упало, и передние ряды оказались выдавлены задними в опасную зону, но это никого не остановило. Люди резонно опасались, что продуктов на всех не хватит.

Наконец, подвижная воротина отворилась на ставшее стандартным небольшое расстояние, и в образовавшуюся щель заглянул полицейский в скафандре, принявший командование после гибели Абдуллаева.

– Петрович, скажи медикам, пусть готовятся принимать пострадавших, – полицейский одно за другим забирал у старого техника заранее приготовленные щетки и вёдра с водой. – У нас двоим совсем хреново. И остальным ненамного лучше.

– Нашли продукты? – выкрикнул кто-то из толпы, выражая общий интерес.

– Прокопались на склад, – болезненно ответил полицейский, морща посеревшее до землистого цвета лицо. – Взяли немного, сил уже не было. Наверху не видно ни черта, темно, сплошная пыль и холодно. Кто пойдёт за продуктами, пусть смотрят под ноги и двигаются по нашим следам, их в пыли и грязи хорошо видно, если светить фонарём вниз. Там вокруг развалины, сплошная свалка, так что много провалов, будьте осторожнее.

– Вы хотите сказать, что больше туда не пойдете? – громко уточнил активист.

– Может, позже… – полицейский запнулся и исчез за воротами. Оттуда послышалось щелканье распахиваемого гермошлема и звуки сухой рвоты.

– Они получили сильное облучение! – к гермоворотам от служебной двери бежал фельдшер в сопровождении двух санитарок. – Их надо немедленно поместить в медпункт!

– Стой! – Петрович преградил им дорогу. – За ворота не лезь! Сейчас отмоются, сами зайдут!