В тех местах, где обычно стоят диваны и стулья, были разбросаны вышитые шелком алмазно-голубого цвета подушки. В дальнем углу гостиной виднелась мраморная лесенка, ведущая к некоему пространству со множеством еще более роскошных подушек у стены и расположенному рядом с двустворчатым окном, выходящим на rio. Какой-то волшебный свет струился сквозь стекла, наполняя комнату отражением сияющих потоков воды.

Все предметы в гостиной, кончая серебряными коробочками для спичек и цветами в вазах муранского стекла, как бы взаимодействовали между собой — создавалось впечатление, что хозяин этих владений обладает недюжинным математическим складом ума.

Когда Николас и Челеста прошли в центр гостиной, Николас более явственно начал различать фигуру человека, сидящего у окна.

— Микио Оками, — шепнула Челеста и моментально исчезла в одной из боковых дверей.

— Челеста, подождите!..

— Вот ты и приехал.

Николас инстинктивно пошел на звук голоса. Даже в свои годы Микио Оками был способен повелевать. Сняв маску, Николас поднялся по мраморным ступеням.

Перед ним был Микио Оками, старинный друг и соратник полковника Линнера. А может быть, их встреча — это просто воля случая? Война, оккупация... смутное время. И сейчас смутное время... и надо сквозь него как-то пробираться. Чрезвычайные меры тогда... чрезвычайные меры и нынче... Николас почувствовал, что именно ему придется их принимать.

— А ты очень похож на своего отца!

Лысая, заостренная голова, круглое лицо человека, привыкшего диктовать свои условия, под маской доброжелательности: близко посаженные глаза, массивный нос и губы, никогда не расстающиеся с улыбкой; плотно прижатые уши и родинка на щеке; в европейском костюме он выглядел ниже своего вполне среднего роста; да, он был не молод, но в азиатском понимании этого определения: желтая кожа, как бы изъеденная ржавчиной, кажущаяся худоба из-за просвечивающих на висках вен — таков был Микио Оками.

— Странно, как будто я вновь встретился с ним.

В знак приветствия он в японской манере поднял руку, и Николас пожал ее.

— Хорошо, что ты приехал, Линнер-сан, — сказал он на японском. — Представляю, какое недоумение вызвал мой звонок. Надеюсь, я не был чересчур назойливым.

— Совсем наоборот. Мне и самому требовалось отдохнуть от работы.

Губы Оками продолжали улыбаться. Отдавая дань японской традиции, он кивнул головой.

— А как ты ощущал себя в черном плаще?

— Мне не стоило труда представить себя Казановой.

Оками оценивающе взглянул на Николаса и неожиданно спросил:

— Могу я предложить тебе чего-нибудь выпить, чтобы согреться? Самбукка? Наполеон? Кофе?

— Кофе, если можно.