— Считая, что Кипа определяет его прошлое, — неумолимо продолжила Зои, — ты совершаешь ту же ошибку, что и Исповедница. И позволяешь ей забрать его у тебя дважды. — На горизонте море отражало облака, из-за чего небо казалось двойным. — Я знаю, что ты делаешь, вцепившись в прошлое Кипа. Потому что я вела себя так же: постоянно думала о плохом, чтобы не страдать по Лючии. — Зои подняла на меня глаза: — Вместо снов о море мне бы хотелось видеть во сне ее. Не ее гибель, не безумие, но ее настоящую. Как морщился ее носик при улыбке. Как она могла уснуть где угодно в любое время. Как ее вспотевший затылок пах сосновой корой. — Она слегка улыбнулась. — Безумие отняло Лючию у меня, а потом ее окончательно забрало море. Но я тоже ее предала, когда вспоминала только плохое. Стоило бы мне помнить ее всякой, пусть это и сложнее.
***
Солнце взошло уже высоко, когда к нам присоединился Дудочник. Он встал с другой стороны от меня, широко расставив ноги на раскачивающейся палубе.
— Палома тебе рассказала? — поинтересовалась Зои.
Он кивнул и повернулся ко мне:
— На Независимых Островах нашли способ прекратить рождение близнецов, как хотели попробовать люди из Ковчега. Он непростой и вовсе не чудесное исцеление. Все так, как в бумагах Джо: никакой фатальной связи, но мутации есть у каждого. Возможно, так будет всегда. И связь между уже рожденными близнецами разорвать нельзя, речь только о следующих поколениях. Но это мы уже знали.
— А ты рассказал ей о Синедрионе? — спросила я. — И о взрыве?
Дудочник кивнул:
— Не знаю, все ли она поняла, но сказала, что остается с нами. Мол, хочет помочь.
Моя жизнь представляла собой карту жертв, на которые шли другие люди. На всем ее протяжении верстовыми столбами стояли тела. Теперь в опасности оказался и Далекий край.
— Есть кое-что еще, — продолжил Дудочник. — Томас рассказал мне новость о песне Леонарда. Помнишь, он говорил, что отправил разведчиков к безопасному дому? По пути туда они услышали песню в одном из поселений. Так им стало известно о битве при Нью-Хобарте: из куплета о поражении Синедриона.
— Но в песне этого не было, — возразила я. — Леонард сочинил ее за месяц до освобождения Нью-Хобарта.
— История меняется, как и пророчил Леонард, — улыбнулся Дудочник. — Прибавляются новые строфы. Все больше и больше людей слышат ее и дополняют.
— Но не Леонард, — вздохнула я.
Дудочник заметил, как сжались мои губы.
— Все не так безнадежно, Касс. Мы вступили в альянс с Инспектором и его армией. Освободили Нью-Хобарт. Новости об убежищах и резервуарах быстро распространяются. Мы узнали правду о планах Синедриона насчет взрыва. Ты уничтожила Ковчег со всеми его баками и деталями взрывной машины, которые альфы не успели вывезти. И мы нашли Далекий край.
Да, это верно, но, как и все в наши дни, двоякое. Нью-Хобарт освобожден от Синедриона, но я не уверена, как долго мы сможем доверять Инспектору. Он одобрит уничтожение Ковчега, но неизвестно, как воспримет Палому и новости о принятой в Далеком краю отмене рождения близнецов.
Мы нашли Далекий край, но Синедрион и его взрывная машина тоже не прекращают поиски. Или люди оттуда станут нашими спасителями, или мы — их погибелью.
Я опустила взгляд на свои руки, крепко вцепившиеся в деревянные перила на носу «Розалинды». С того самого дня в зернохранилище я иногда смотрела на свое тело недоверчиво. Моим близнецом был Зак, но казалось, что не переживу я смерть Кипа. Тем не менее вот она я, все еще здесь. Те же руки. То же сердце, с каждым ударом качающее кровь. После фатального прыжка Кипа я долгое время каждый день наказывала свое предательское тело. Я принимала холод, голод и усталость как должное наказание до тех самых минут в затопленном Ковчеге, когда поймала себя на мысли, что борюсь за жизнь. И в те страшные мгновения в туннелях меня вело вперед отнюдь не благородное желание спасти Сопротивление. Только собственное желание выжить. И я выжила лишь благодаря упрямому инстинкту, когда тело само рвалось к воздуху, а рот самопроизвольно делал вдох за вдохом.
Много месяцев назад, когда мы смотрели на далекое море с перевала Маккарти, Дудочник сказал мне, что в мире осталось не только одно уродство. Порой это казалось столь же невероятным, как мечты о Далеком крае. Но в затопленном Ковчеге я боролась за жизнь, и теперь радовалась тому, что выжила и сейчас чувствую дерево под ладонями, вглядываясь в горизонт рядом с Дудочником и Зои.