— Ладно, можешь мне ничего не говорить, — усмехнулась Надя и опять защелкала ножницами. — Мне лично ты ничего плохого не сделала, поэтому не бойся, я тебя не выдам. Но костюм твой я лучше сниму и припрячу пока подальше. Кстати, что ты собираешься делать? У тебя в Питере есть знакомые? Да что я спрашиваю? Даже если и есть, все равно ты к ним не пойдешь. А деньги есть?

И тут Настя поняла, что совершила страшную глупость. Она должна была еще вчера снять деньги со своего банковского счета. Но мысль об отъезде окончательно оформилась в ее сознании где-то часов в 10 вечера, когда банки уже были закрыты. А наличных только и хватило, что на билет в спальном вагоне. Какие-то жалкие бумажки еще болтались в кошельке, но их было так мало.

А сегодня у Насти были все основания подозревать, что в лучшем случае ее счет просто закрыт, а в худшем, как только она попытается снять деньги, об этом сразу же станет известно президенту банка. Похоже, ее кредитная карточка теперь станет всего лишь красивым напоминанием о той жизни, с которой Настя поспешила расстаться без малейшего сожаления.

С финансами проблема, — честно, но бодро ответила она, — но, наверное, я смогу найти какую-нибудь работу.

— Ну ты даешь! — в очередной раз изумилась Надя. Она уже почти закончила стрижку. Под ее руками Настины пепельные длинные волосы превратилась в асимметрично торчащие пряди, отчего лицо девушки изменилось почти до неузнаваемости. — Денег нет, знакомых нет, документов небось тоже, и она еще работать собирается! Интересно, что ты думаешь делать? Не с лотка же торговать.

— Безвыходных положений не бывает, — беззаботно заявила Настя, ничто не могло испортить ее радужное настроение, — знаешь что? Ты обещала не только постричь, но и покрасить мне волосы.

— Если это тебя сейчас волнует больше всего — то давай красить.

Еще три часа Настя покорно позволяла совершать над своими волосами различные манипуляции. Она пыталась вспомнить, когда коротко стриглась в последний раз, и не могла. Кажется, лет в десять, когда очень тяжело болела гриппом, чуть ли не неделю лежала в бреду с температурой под сорок, путаясь в собственных намокших прядях. Тогда-то мама догадалась сама обрезать ей волосы. С тех пор они давно отросли, и лишь раз в год рука парикмахера подравнивала их, оставляя по-прежнему длинными.

— Ну как? — Надя наконец закончила.

Настя, рассмотрев внимательно себя в зеркале, пришла в полный восторг. Ее прическа представляла собой фантастическое желто-зеленое сооружение, волосы на затылке, коротко выстриженные в форме треугольника, спускались к шее. Такой же треугольник Надя выстригла на ее правом виске, а слева оставила длинную зеленую прядь. Другая длинная прядь, но гораздо гуще, шла от самой макушки и спускалась на лицо, закрывая левый глаз. Короткие зеленые пряди, торчащие во все стороны, чередовались с желтыми с легким лимонным оттенком.

— Я не хочу тебя сильно высветлять, — объяснила Надя, — потом волосы не восстановятся. А у тебя свой красивый цвет, жалко его портить навсегда.

Еще пару дней назад Настя ни за что бы не поверила, что сможет превратиться в девушку, похожую на живую рекламу бродячего цирка. Но ведь произошло то, о чем Настя грезила чуть ли не с детства — она полностью изменила свой облик и образ жизни. Теперь ее не узнает никто, даже тот, ради кого она затеяла эти превращения. Впрочем, ей это было только на руку. Настя решила начать с нуля.

Надя кормила Настю обедом и озабоченно поглядывала на часы.

— Ешь скорее, сейчас мать должна вернуться. Она моих знакомых не переваривает, надо сматываться. Пойдем, я попробую устроить тебе ночлег.