— Капитан ответь? Что у вас там происходит? — кричал Борджо стоя за дверью. Сама дверь не была заперта, но он боялся её открывать, ждал, когда Сол разрешит.

— Входи, уже всё! — ответил он, увидев, как Рэйна кивнула, подтвердив, что ритуал закончен. Через несколько секунд дверь приоткрылась. Прежде чем войти, Борджо сначала заглянул, чтобы убедиться, что точно всё закончилось. — Заверните тело в парусину, привяжите к нему ядро и бросьте за борт. Не бойтесь, он не заразный, — Сол незаметно от Борджо и Рэйны вытер холодный пот.

Вслед за Борджо в кают-компанию заглянул Тэкито, слух о том, что здесь проводится какой-то ритуал, дошёл до оружейной палубы, где он и находился в это время. Вскоре в каюту заглянули ещё десятка полтора матросов, с той же целью, то есть поглазеть и узнать, что тут произошло.

— Тэкито, а Херман где? Все уже сюда нос сунули, только его нет.

— Он где-то в грузовом трюме, видимо снова добро перекладывают с одного места на другое, пытается баланс поймать. По мне так лучше бы выбросил оттуда весь ненужный хлам, места больше бы стало.

Тэкито, конечно же, не мог знать, чем там на самом деле занимался Херман, ему никто не сказал. Брат в трюме сейчас аккуратно разрезал серебряную посуду на маленькие и приблизительно равные кусочки. Чтобы потом использовать их вместо монет. Платить жалованье матросам посудой было неразумно, она краденная, кто-то ведь сможет и опознать эту посуду при её продаже в Эльфере. Золотом платить он не собирался, ни при каких условиях, ему Сол запретил. Несмотря на то, что Херман верил, в то что с братом будет всё хорошо, на всякий случай решил, заранее подготовиться к худшему варианту. За несколько дней он разрезал приблизительно пятую часть посуды, а если точнее, то один ящик из пяти хранившихся в трюме. Начал с самых крупных предметов, которые было сложнее спрятать от посторонних глаз. Когда стал складывать кусочки в мешочек, послышался скрежет и через секунду он полетел вперед к носу корабля, врезаясь во всё, что попадалось ему на пути. Полёт закончился ударом головой в барабан.

— Ух, что это было? — потрогав голову и убедившись, что она цела, Херман отправился на верхнюю палубу, узнать, что случилось. Запереть за собой дверь не забыл, ведь серебро от удара разлетелось по всему трюму и не заметить его, мог разве что только слепой. В их команде слепых не было, поэтому Херман уходя, всегда запирал дверь.

На палубе было шумно. Борджо орал на всех, кто попадался ему на глаза и грозил выдернуть ноги, руки и открутить голову тому, кто умудрился в хорошую погоду посадить бригантину на мель. Матросы в панике бегали по палубе, пытаясь что-то сделать и попутно прячась от разгневанного боцмана. Сол стоял в дверном проёме кают-компании и молча, наблюдал за всей этой вакханалией, царившей сейчас на палубе. Он был хмурым и выглядел сильно уставшим.

— Всем стоять!!! — закричал Сол, после чего матросы замерли в разных позах. — Шлюпку на воду, взять канатную бухту, бревно и бегом на отмель по левому борту. Корабль нужно снять с мели, у нас и так слишком мало времени, а вы тут бродячих комедиантов изображаете. Бегом!

— Капитан сказал бегом!!! Обезьяны облезлые!!! Я вам всем руки оторву, если через час не снимете корабль с отмели! — поторопил Борджо.

Отмель, о которой говорил капитан, находилась шагах в трёх ста от них, никаких деревьев и больших камней, чтобы к ним прикрепить канат там не было. Бревно пришлось вкапывать в мокрый песок на глубину почти в два метра под наклоном. К нему потом привязали канат, второй конец которого был просунут через пушечный порт и привязан через лебёдку к мачте. Матросы чуть ли не всей командой, высадившись на отмель, принялись стаскивать корабль с отмели, одновременно используя и лебедку, и силу своих рук.

Чувствуя свою вину за незамеченную вовремя отмель, они трудились непрерывно два часа и в итоге всё-таки смогли снять корабль с песчаного островка, на который он наскочил. Несмотря на то, что они не уложились в отведённый боцманом час, руки он никому из них не оторвал, но ругался потом долго.

Когда корабль вновь оказался на достаточной глубине, Сол отправился к себе в каюту, ему нужно было отдохнуть после всего произошедшего и желательно лёжа. Труп эльферийца к этому времени уже убрали, небольшую лужицу крови смыли, а вот треугольник, нарисованный на полу ведьмой, матросы трогать побоялись.

Когда Сол вошёл в каюту, Рэйна была там, уже переодевшись в выданную ей мужскую одежду. Золотая маска Эль-мейру лежала на столе, вместе с ножом Борджо, о котором он после всего увиденного, даже и не вспомнил. Девушка стояла у окна спиной к Солу и молча, смотрела на буруны, остающиеся на воде после корабля.

— Что ты чувствуешь и как долго можешь хранить в себе чужую душу?

В ней сейчас также как и в Соле, находилось сразу две души, и он решил, сравнить ощущения.

— Чувствую грусть и обиду, душа мало была в теле, всего пятнадцать лет. Хранить могу долго, если душа одна, много душ хранить совсем мало, не больше десяти день.

Сравнив ощущения, Сол пришёл к выводу, что они у них слишком разные, чужая душа в его теле никакой обиды и грусти ему не подсовывала. Сол до недавнего времени почти всегда был весел и смел в своих авантюрных решениях и действиях. Иногда он даже сам удивлялся, на что стал способен. Единственное что, по его мнению, было плохого, это то что чужая душа сделала из него довольно жестокого человека. Он готов был убить любого, кто встанет у него на пути, особенно сейчас, на пути в храм Онейто.

Как и когда он оказался на кровати, в памяти не отложилось, возможно, что к этому делу вновь Рэйна приложила руки. Она однажды уже усыпляла его прикосновением рукой к голове, так что Сол сейчас не обратил на этот провал в памяти почти никакого внимания. Проснулся он в полночь, достаточно хорошо отдохнувшим и жутко голодным. В каюте был один, Рэйна куда-то ушла, видимо ей надоело слушать, как он храпит.

— А не сходить ли мне на камбуз? — подумал он, услышав голодное урчание в животе. — Я ж всё-таки капитан, а капитан может, есть в любое время, когда ему захочется.