— Какого еще Антипку?
— Да Важнова, галерного капитана. Теперь будет на нас доносы писать, вот увидите, господин капитан-командор.
Вот насчет этого Андрей почему-то не сомневался, а потому, будучи человеком опытным и даже где-то житейски мудрым, живенько усадил за написание встречных кляуз всех, кого можно:
— Пишите, парни, все! Как этот черт едва не сорвал всю операцию — из-за какой-то шведской девки!
Инспирированные хитрым Громовым доносы попали к царю первыми — уж об этом капитан-командор позаботился сразу же, как только судно ошвартовалось у пристани Санкт-Питер-Бурха. Отправил бумаги с нарочным, а уж потом, выкупавшись в Неве и приодевшись, отправился на доклад к государю, с чувством глубокого удовлетворения пропустив мимо себя вышибленного с крыльца летнего царского дворца Важнова Антипку, жалостливо вопящего и державшегося за левое ухо. Видать, сам царь приласкал — запросто!
А вот капитан-командора Петр Алексеевич принял очень даже милостиво:
— А! Андрюша! Видел, видел фрегат… Ну давай, рассказывай про свои подвиги, а заодно… — тут царь как-то нехорошо прищурился, и круглое, похожее на котовью морду, лицо его исказилось внезапно нашедшей злобой. А голос… голос-то как загремел!
— А заодно поведай, Андрюш, с чего это ты обывателей свейских тако возлюбил?
И этому вопросу капитан-командор ничуточки не удивился, давно к нему был готов и ответ вовремя продумал — слава богу, время на обратном пути имелось в избытке:
— Не свеев я возлюбил, ваше величество государь Петр Алексеевич, а людей своих поберег: одно дело, когда чужой флот торговые склады грабит — обыватели-то их, может, и сами б пограбили с большим удовольствием, и совсем другое дело, ежели начинают врываться в дома. Тогда против нас не только гарнизон, но весь город будет.
— Что ж, — царь неожиданно расхохотался и хлопнул Громова по плечу. — Хитер ты, Андрюша, и рассуждаешь здраво. Только замашки-то свои южные брось! Это у тебя там, в теплых морях, люди на счет шли, а здесь, брат, Россия — людишек жалеть нечего, бабы ишшо нарожают! Усек?
— Усек, Петр Алексеевич.
— Ну и молодец. Жалую тебя шубой со своего плеча и золотыми аглицкими часами — поставь их на пол, владей!
— Благодарю, ваше величество, поистине царский подарок!
— Владей, — Петр Алексеевич милостиво махнул рукой и напомнил: — О шаутбенахтстве твоем после поговорим. Да! На ассамблею сегодня вечерком к Меншикову приходи, да не один — с молодой супругой, она у тебя, говорят, красавица с земли гишпанской?
— Ну да, оттуда, из Барселоны.
Сдержанно отозвавшись, Андрей отвесил глубокий поклон и удалился, простившись с государем до вечера.
Царская шуба оказалась, хоть и покрыта золотистой парчою, да изрядно трачена молью, а часы были сломаны, что, впрочем, ничуть их красоты и изысканности не умаляло.
— Ничего, починим, — смеялась Бьянка. — А и не починим, так пусть просто так стоят. Главное, не подарки, а милость государя. Кстати, милый, знаешь, у нас тут рядом, на набережной знакомое судно ошвартовалось — то самое, зеленое, с ромашками! Ну что в Ригу с нами шло, помнишь?
— А, «Белая ромашка», — Андрей тоже рассмеялся. — Ирландская торговая шхуна… в смысле — английская, но капитан — ирландец.