Они сели на специально свернутый японский матрас, а Робби Уэзерс тем временем вымыла руки и, сняв повязку, встряхнула кудрявыми волосами. Подвинув деревянный стул, она присела напротив Тома и Салли. В ателье струился солнечный свет. Повисло неловкое молчание. Том не знал, с чего начать.

— Так значит, — сказала Робби, глядя на него, — это вы нашли моего отца?

— Да.

— Я хочу, чтобы вы мне все рассказали: как обнаружили отца, что он говорил… всё.

Робби, видимо, была женщиной деловой и прямодушной.

Том начал говорить. Он рассказал ей, как услышал выстрелы, как подъехал посмотреть, в чем дело, и нашел на дне ущелья ее умирающего отца.

Робби, помрачнев, кивнула.

— А как именно он… упал?

— Лицом вперед. Ему несколько раз стреляли в спину. Я перевернул его, сделал искусственное дыхание, и он открыл глаза. — Том замолчал, сомневаясь, не слишком ли вдается в детали.

— Он выжил бы, если бы его вовремя вывезли оттуда?

— Нет. Раны были смертельны, и шансы равнялись нулю.

— Понятно.

Робби ухватилась за край стула, и у нее побелели костяшки пальцев.

— Ваш отец сжимал в руке какой-то блокнот. Он велел мне взять его и отдать вам.

— Что именно он говорил?

Тому даже не пришлось вспоминать, настолько четко та сцена запечатлелась у него в мозгу.

— Он сказал: «Это для Робби… Для дочки моей… Обещай, что ей отдашь… Она узнает, как найти… Клад…»

— «Клад», — со слабой улыбкой повторила Робби. — Так он называл свои окаменелости. Никогда не говорил «окаменелость» — вечно боялся, вдруг кто присвоит себе его находку. Потому и изображал полусумасшедшего кладоискателя. Часто брал с собой явно поддельную карту сокровищ, чтобы люди думали, будто он какой-нибудь шарлатан.

— Да, теперь стало понятно то, над чем я долго ломал голову. В общем, я взял у него записную книжку. Он… уже умирал. Я сделал все, что мог, но у него не было шансов. Он только о вас и беспокоился.

Робби резко смахнула набежавшую слезу.