- Тусовки? Это я люблю.

- Кто бы сомневался, – себе под нос бормочет Маша, но мне прекрасно слышно.

- Ой, Машка, если ты не любишь наши вечеринки, можешь остаться дежурить в корпусе, – заявляет брюнетка Алина, поправляя лямки своего короткого топика.

- Я бы с удовольствием, пообщаться со «старичками» я успею и до вашей пьянки.

- Да ладно, не такая уж ты и святоша, какой хочешь показаться Герману, – колючей шпилькой адресует свою реплику Алина.

- Я никем не хочу ему показаться, – Маша тут же раздражается и собирает руки на груди, принимая закрытую позу. – И вообще, мы приехали работать с детьми, а не обсуждать вечеринки.

Алина и другие девочки закатывают глаза и тяжело вздыхают.

- Если устанете от ее учительского тона, Герман Юрьевич, заходите в гости, – приглашает Алина.

Тут уже мы подходим к эстраде, заходим внутрь и видим ряды лавочек, частично заполненные вожатыми.

- Нужно сесть рядом с напарником, – предупреждает меня Маша.

- Как скажете, Марья Николаевна.

Она реагирует на «Марью» так, как я и ожидал. Еще одна отсылочка к «Войне и мир», моя новая русичка должна была оценить.

Внимательно взглянув на меня, Маша присаживается на второй ряд и оставляет мне свободное место. Здороваюсь со всеми незнакомыми мне людьми, с этого дня ставшими моими коллегами, и сажусь рядом с девчонкой.

Она впервые оказывается так близко, ведь раньше мы держали дистанцию. И хотя распущенные до этого волосы она сейчас собрала в хвостик, завязанный разноцветным платком, аромат ее шампуня резко ударяет мне в нос чем-то сладким и ягодным. Когда я сижу вот так, едва ли не касаясь ее бедра своим, мне даже слишком хорошо видно, как часто она дышит от волнения и как высоко на вдохе поднимается ее грудь. Вырез, правда, у этой футболки максимально монашеский, не то что у Алины. Но Маша явно не такая. Студентка педагогического, наверняка отличница, активистка, прирожденный педагог с высокими моральными принципами…

Мда, ей бы и напарника соответствующего, а не такого безобразника, как я. Но это судьба, что сделаешь?

- Ты сидишь неприлично близко ко мне, – слышу какой-то звук из космоса и не сразу понимаю, что из запутанных мыслей меня вырвал шепот Марьи.

- Что ты сказала?

- Это неприлично, отодвинься хотя бы на десять сантиметров.

А еще что? Может, границу мелом провести и табличку повесить «руками не трогать»? Вот послал же Бог напарницу!

- Ты меня боишься? – спрашиваю, испытывая одновременно и злость за такую глупость, и веселье от того, что Машу определенно волнует близость ко мне.