- Нам сказали, что сегодня отличный шанс дать реализовать свой потенциал тому, кто хотел стать командиром, но не стал. И я сразу подумал, что мы обязательно должны сегодня дать шанс Степе. Командовать на зарнице вполне может он, а не Влада, – по полочкам раскладывает Шацкий.

- Но не будет ли Влада обижаться? Все же она не тургеневская девушка, а настоящий лидер у нас.

- Я уверен, что она с радостью даст своему парню побыть главным.

- Парню? – ушам своим не верю, Герман про наш отряд знает больше, чем я?

- Ты что, еще не ловила их целующимися?

- Нет.

- Ни разу? – он даже удивленно выгибает брови. – Да ну! Там же с первых дней все было видно. А как они целуются по углам, я наблюдал уже неоднократно. Ты что-то не уследила за отрядом, Марья, чем занята была? – он мне подмигивает, явно намекая на наш поцелуй.

А я снова смущаюсь, как в первые дни нашего общения. Ну вот почему Шацкий так на меня действует? Я вроде бы только осмелела рядом с ним, а когда он начинает подшучивать, сразу щеки краснеют и всё.

- Хорошо, что ты такой наблюдательный.

При этом я и сама кое-что видела ночью, чего Герман определенно еще не знает, но пусть это будет моим секретом. Я – не Алина и не планирую ей уподобляться, рассказывая чужие секреты всему свету.

- Так что сегодня должно быть интересно, – заключает Шацкий и с внимательно смотрит на меня.

Я и сама не поняла, как он так быстро втянулся в нашу лагерную жизнь, которая стала для него неким открытием. Думаю, Герману это однозначно интереснее, чем мне, знающей все в этом лагере наизусть. Все, кроме самого Германа. И я правда хочу что-то о нем узнать, ведь мы здесь находимся в особых условиях, когда обычная жизнь забывается. Мы живем только лагерными реалиями, но за пределами центра есть и другое. Именно это я хочу узнать. Правда, делать это нужно явно не в день зарницы, когда свободной минуты наверняка просто не будет.

Мы разговаривали на улице, а сейчас заходим обратно в корпус, планируя собирать детей к завтраку. В коридоре шумно из-за открытых дверей, но пока никого не видно. Оценив обстановку, Шацкий наклоняется ко мне и целует в щеку. Я чуть не задыхаюсь от такой наглости, нас же могут увидеть дети! Да я и не знаю, что хуже: дети или вожатые!

- Герман… Юрьевич, – добавляю отчество на всякий случай. – Вы не могли бы…

- Не мог бы, – он смеется и какой-то своей собственной версией лунной походки пробирается к мужской вожатской.