- А что тебя смутило? – стараюсь спросить у Алины ровным тоном.

- Ты что, ночью был в нашей комнате? И тебе хватило же наглости в первую же ночь залезть к спящим девушкам-вожатым?

Не удержавшись, случайно издаю негромкий смешок и прикрываю рот ладонью, словно мне надо прокашляться и прочистить горло. Алина слишком смешная, так картинно негодует по поводу несуществующего ночного визита. Переживает, что я тут был, а она все проспала и пропустила шанс затащить меня в свою кровать, чтобы в обнимочку поваляться.

- Не переживай по поводу моей наглости, чего реально много, того много. Но нет, ночью меня здесь не было. Если бы я захотел сбежать ночью, то только из своей комнаты и своей кровати, и не в чью-то другую, – особенно акцентирую внимание на слове «кровать», подчеркивая свою собственную территорию в этом корпусе.

- Выйди, пожалуйста, я буду переодеваться, – недовольно задрав подбородок чуть ли не к потолку, говорит Алина.

Получается, мне тут вообще никто не рад. Да, Герман Юрич, дожил! Ты сам приходишь с утра к женщинам, а они еще и не рады!

Я специально смотрю в сторону Маши, показывая, что пришел к ней и хочу сначала услышать ее мнение.

- Да, Герман, мы будем готовиться и выйдем к сбору на завтрак, – говорит моя напарница. – И спасибо, что решил зайти разбудить.

Ну надо же! Все-таки оценила мой жест! Правда, я даже и виду не подам, что для меня это важно. Сухо и быстро кивнув, разворачиваюсь на все сто восемьдесят градусов и выхожу из женской вожатской.

Да, у кого-то сто процентов проблемы с выражением собственных чувств. Ну ничего. Научим. Что там она говорила про привычку за двадцать один день?