9

Некоторые особенности плавания в тропиках

Но вернёмся к приятному. Даже в те времена случались события, приятно разнообразившие беспросветную серость трудовых будней моряка-подводника. Как ни странно, самое трудное в морской службе — это не выходы в море, не погружения-всплытия, не тревоги и вахты, не стрельбы и автономки, а стоянка в родной базе. Сразу же по приходу лодки из моря экипаж попадает в рутину береговых мероприятий. Свора штабных начальников лезет с бесчисленными проверками, требует отчёты, планы, конспекты. Всё свободное время тратится на составление никому не нужных бумаг. Дни напролёт береговые наряды, дежурства, патрули, гарнизонные караулы, приборки в казарме и на прилегающей территории, строевые смотры и т. д. и т. п. Только в море можно было ожидать хоть какого-то спокойствия. И это несмотря на вахты, тревоги, тесноту, холод и бытовую неустроенность. А боевая служба на шесть-семь месяцев в южные моря воспринималась не иначе как поездка на курорт за государственный счёт.

И вот всё позади: холод и всепроникающая сырость, неделями не снимаемые свитера и канадки. Остался уже в прошлом и переход в тропиках: духота вонючих отсеков, потные полуголые тела, запрессованные в железную бочку и обитающие там, в тусклом свете забранных в решётки плафонов, среди немыслимого нагромождения железных конструкций. Позади ночи в переполненном людьми отсеке, когда, просыпаясь под утро от ощущения необъяснимого дискомфорта, ты несколько минут усиленно дышишь полной грудью и не можешь испытать привычного удовлетворения от вдоха.

По мере нашего планомерного продвижения на юг неумолимо понижался географический градус северной широты, но также неумолимо и пропорционально ему повышался вполне ощутимый физический градус среды нашего обитания. В пятом и шестом отсеках, дизельном и электромоторном соответственно, температура порой поднималась до пятидесяти, а то и более градусов. Всё это в сочетании с неистребимым запахом солярки, перегретого машинного масла, полумраком и оглушительным грохотом трёх двухтысячесильных низкооборотных дизелей со временем всё больше напоминало преисподнюю, а копошащиеся под низкими сводами чумазые мотористы — маленьких старательных чертенят. Вместо положенных четырёх вахтенным у дизелей было разрешено меняться через два часа. При этом заботливый доктор перед заступлением на смену каждому из них выдавал по ампуле нашатырного спирта, чтобы в случае дурноты ампулу можно было раздавить и успеть привести себя в чувство.

Две недели перехода — и мы во Вьетнаме! Чтобы испытать ощущение нашего восторга, достаточно понять, что в то время счастье побывать за границей редко выпадало на долю военных моряков, а особенно подводников, чьи плавания в основном бывали автономными, то есть без заходов в порты.

Настоящие пальмы!!! Невероятный, терпкий, совершенно незнакомый тропический аромат! В феврале — яркое солнце, ультрамариново-синее тёплое море. Эх, нам же за это ещё и деньги будут платить!!!

И вот мы стоим на рейде посреди живописной бухты. От громадной горы с колючими каменистыми склонами, с оползнями красно-кирпичного цвета к воде спускается отлогая равнина. Она местами покрыта жёстким низкорослым кустарником, местами — красноватыми песчаными проплешинами. У подножья, у самой воды, белеют одно-двухэтажные строения колониального вида, стыдливо скрывающиеся под сенью кокосовых пальм.

Раннее утро, часов шесть. Только-только рассвело. Ждём подхода катера с командиром местного соединения подводных лодок, к которому мы поступаем в подчинение. На мостике блаженно щурятся несколько офицеров, выползших пораньше из духоты прочного корпуса под ласковые лучи мягкого, ещё не жгучего солнца. Вокруг уже снуют, тарахтят моторами юркие джонки аборигенов. Я смотрю по сторонам широко раскрытыми глазами, пытаясь всё почувствовать и впитать. Никак не получается представить, что где-то есть зима, снег и собачий холод. Мне кажется, что именно так должен выглядеть рай.

И вот долгожданный катер доставил на борт нашего нового комбрига — капитана первого ранга, серьёзного мужчину грозного вида и почти двухметрового роста. Наши доморощенные острословы тут же придумали ему прозвище Бивень. Спустившись в центральный пост, новый начальник, ни слова не говоря, прошел всю лодку от носа до кормы. Вернувшись в центральный пост, он тяжёлым взглядом, от которого съёжился даже пробегавший мимо корабельный кот Батон, оглядел присутствующих и мрачно изрёк: «Ну что ж, тут есть чем заняться, приступим, пожалуй…» Затем приказал сниматься с якоря и двигаться к причалу в порт, где, как мы поняли, нас уже очень ждут.

Не успели мы ещё толком пришвартоваться, как на лодку с проверкой хлынула толпа проверяющих из штаба соединения. Должен сказать, что в состав данного соединения входило всего две подводные лодки — наша и ещё одна. Эта вторая завтра отчаливала курсом на Владивосток после полугодового дежурства здесь. Мы же оставались в одиночестве перед лицом многочисленной штабной братии, которая следующие полгода будет крутиться исключительно вокруг нас.

Как хищники, дорвавшиеся до добычи, они тут же начали проверять, строчить замечания, докладывать о выявленных нарушениях, отрабатывая свой нелёгкий штабной хлеб. Результатом их деятельности явилось объявление кораблю организационного периода. Для устранения недостатков нам предписывалось незамедлительно готовиться к выходу в море. Там встать на якорь и вдали от благоухающего берега и всех его соблазнов, в духоте и сырости две недели чистить и красить железо, учиться, тренироваться, готовить документацию, то есть заниматься, как это тогда называлось, организацией службы.

Должен сказать, что лодка наша была чиста, как операционная, механизмы исправны, бойцы должным образом научены и надрючены, механик и старпом своё дело знали, но, видно, такая здесь была традиция — вновь прибывших на берег сразу не пускать, а дать им недельки две пообтесаться на рейде.

10

Что такое хорошо и что такое плохо, или О том, как плохо иногда бывает хорошо

Перед отходом на якорь нам великодушно были даны два дня для обустройства на новом месте. Как я уже говорил, при нахождении подводной лодки в базе экипаж в полном составе обитает в казарме на берегу, оставляя на корабле лишь несколько человек вахтенных.

Строение, где нам предстояло жить следующие полгода, было бы кощунством назвать казармой. Двухэтажное бело-розовое здание оригинальной архитектуры больше походило на шикарную виллу и располагалось на территории базы среди ещё пяти-шести такого же вида построек. Под стеклянной крышей — внутренний дворик-холл, на уровне второго этажа окружённый балюстрадой. На неё по периметру выходят двери офицерских кают и матросских кубриков. Все жилые помещения снабжены кондиционерами, и — самое главное — в кранах постоянно есть вода! Лей сколько хочешь горячую, холодную — и не надо экономить. Данный факт все по достоинству оценили, так как на лодке, откуда мы только что вылезли и куда нас на две недели снова хотели запереть, пресной воды было в обрез, а если и удавалось помыться, то только забортной — холодной и солёной.

Два дня на берегу в человеческих условиях погасили романтический пыл и отбили всякую охоту бороздить просторы мирового океана. По этой ли причине, или она сама сломалась — история, как говорится, об этом умалчивает, — но утром третьего дня во время приготовления корабля к двухнедельной ссылке выяснилось, что не работает осушительный насос первого отсека, в просторечии — помпа. Со скоростью света обнадёживающая весть разнеслась по отсекам, сея реальную надежду остаться на берегу на неопределённое время — до её починки. Никто из начальников не взял на себя ответственность отправлять в море лодку с серьёзной неисправностью, тем более — влияющей на живучесть, и мы остались на берегу.

Механики развели неспешный ремонт, и члены нашего экипажа — как и было тогда положено, все поголовно атеисты — глядя на них, тайно молились о его нескором окончании. Молитвы ли комсомольцев и беспартийных помогли, или то, о чём опять умалчивает история, но после двухнедельного ремонта своими силами выяснилось, что в полевых условиях помпу починить нельзя. Требуется либо доставить её на завод, либо заменить новой. Ещё неделя прошла в поисках решения, потом вторая — в согласованиях, в конце концов через месяц с ближайшей оказией из Владивостока на гражданском рефрижераторе, следующем за бананами в Хошимин, к нам приехала новая, в смазке и заводской упаковке, соблазнительно сверкающая деталями из цветного металла драгоценная помпа.

Но этим история не закончилась. Возможно, где-нибудь в Америке или у других каких скучных капиталистов помпу тут же поставили бы на своё место и не над чем было бы даже посмеяться. У нас же всё не так просто. У нас всё гораздо более непредсказуемо и, следовательно, веселее. Разве возможно, чтобы у нас всё получилось сразу? Конечно же, помпа не подошла! Её, весом в несколько тонн, за пять тысяч километров привезли — и не ту!!! Ну, перепутали, с кем не бывает!