Сказать, что он был балбесом — значит погрешить против истины. И вовсе не потому, что он им не был. Был. Ещё он был — обычным среднестатистическим человеком.

Один из тех, которому нужен был интернет, чтобы читать и общаться. К своим годам, которые ему, честно говоря, было лень считать, он пережил многое.  Войну. Вернее даже несколько. Из которых он вынес стойкое убеждение пацифиста. Странно конечно, но правда. Да и ещё кое-какие убеждения тоже. Ещё умение стрелять и изготовить из подручных материалов что-то взрывающееся… и детскую уверенность в том, что чужая жизнь ничего не стоит.

Придя на гражданку, он неплохо вложил трофеи. А тот, кто вам расскажет о бескорыстии и любви к родине … может идти лесом. Нет, Родину он любил. Любил безо всяких дураков и высоких слов. И убить мог и за нее, и так… — не без этого. Ведь все отттуда — немного сумашедшие. Но себя, хоть как-то рехнувшимся он не считал. Он вообще был мирным человеком. Но вот то, что он незримо принес отттуда, он всячески скрывал. В обществе не приветствовался реальный патриотизм. Патриотировать надо было под нужными лозунгами и в нужное время. А у него с этим было тяжело.

Он уверенно встроился в реальную систему. Бизнес на электронных услугах — давал твердую копейку. И о хлебе насущном… естественно с маслом, можно было не беспокоиться. В общем,  с какой стороны не глянь — насквозь положительный персонаж. Ни бунтарь, ни нигилист… так… человек.

Только вот в глубине души тлела когда-то зажженная искра. Она была заботлива, притушена обстоятельствами и обычаями. Но вот только пить он по-прежнему старался один. Он знал, чем это может кончиться. И тому было немало примеров. Пьянки могли кончиться чем угодно. От банального мордобоя, до возвращения «туда»… и тогда он мог убить без оглядки и невзирая ни на какие «обстоятельства».

Ох… не верьте лукавым психотерапевтам и прочим идиотам и сволочам, которые скажут вам, что оттуда можно вернуться нормальным. Оттуда можно вернуться хитрым зверем в совершенстве освоившем маскировку или… кем-то ещё, потому что от этого зависела твоя жизнь. Да. Оттуда можно вернуться маньяком или алкоголиком. Можно вернуться инвалидом или героем. Только вот «нормальным», в вашем понимании этого слова, вернуться нельзя.

Ещё отчего-то он безумно любил читать. И творения некоторых авторов от сохи… пардон, от менеджерства — описывающих чувства спецназовца раздумывающего убить или «тварь он дрожащая»… кроме здорового смеха ничего не вызывали.

Он был калич... ну или если хотите — моральный урод, на ваш просвещенный и гуманный взгляд, но тот сидевший в нем… был выпестован войной. Он был другим. Истинное дитя войны — он был хитрым и осторожным… и ещё, он очень хотел жить. А потому притвориться совершенно обычным — ему не стоило никакого труда. А может и не притворится. Может он был шизиком и страдал раздвоением личности, но…. Это его никак не беспокоило. Для самого себя он был абсолютно нормальным.

Причем чужая жизнь по-прежнему так ничего и не стала стоить. Но показать это обывателю или менту — означало подписать себе смертный приговор. «Но тот, который во мне сидел...», - как сказал поэт, был хитер. Этот зверь мог и умел выживать везде. Иначе оттуда, где он был и, причем был по собственной воле, нельзя было вернуться. У него были как кровники, так и лишние свидетели. Свидетели — это те, кто хотел, чтоб прошлое забылось. Сгинуло как поганый сон, которого и не было вовсе. А кровники? Что делать — никто не без недостатков.

Только вот глубоко внутри него ещё сидел маленький мальчик, который вырос в «Империи». И он не был жителем РэФэ. Он по-прежнему жил в СССР и новообразованные границы не воспринимал… никак. Совсем. Чушь. Игры детей в песочнице. Он никогда не воспринимал и не примет новых «государств». Правда, большей частью это относилось к тем, где говорили на русском языке. Они как были частью ИМПЕРИИ, так и останутся, чтобы там не говорили блудливые политиканы. Но это его, и только его, мнение. Он жил, живет и умрет — так как хочется ему. Он жил и работал, бухал и служил, шлялся по бабам… все как обычно. Также как и все его сверстники. Обычная такая биография.

Только вот мальчик внутри него… вот у него осталось дурацкая вера во что-то святое. Какие-то нелепые идеалы и какие-то дурацкие понятия о чести… пусть и весьма своеобразные. Так вот он, как-то так просто не мог смириться с унижением и дурацкими правилами для всех. Он остро чувствовал, что он немного... совсем чуть-чуть, но другой. И это отличие было в том, что он в любой момент как был готов убить, так и был готов умереть. За свои дурацкие убеждения… или за свободу… или… Он просто был готов.

Смерть… — какое страшное слово для обывателя.

Но никак не для него — он был готов к ней всегда. Готов как поставить на кон свою жизнь, так и пожертвовать ей… или отнять чужую. И это было для него нормально. Он жил в… и в тоже время — вовне того государства, с которым его уговаривали смириться.

Только вот жить, как все — по правилам, написанным для удобства власти, вот с этим он не мог смириться. Ну не мог он принять — правила «для всех». Нет, он вовсе не хотел ничего лишнего. Чтоб счастье — только для него. Или всё только ему, любимому.

Он просто там, на войне, впервые увидел СВОБОДУ — как ни странно это прозвучит. ОН ПОЧУВСТВАЛ… И ПРИНЯЛ ЕЁ. И вот это чувство, неожиданно испытанное им, когда он шел по улочке, устало закинув автомат на плечо, и вело его дальше. Он понял, что это такое.

Такого не объяснить словами. Он мог убить любого — и ему бы ничего за это не было. Он мог валяться в пыли или биться головой о чужие ворота. Он мог уехать домой или просто пострелять в прохожих. Он мог делать все что угодно. Он мог… вот это, и была она — свобода или воля. Как угодно. Он тогда с опостылевшим автоматом — внезапно почувствовал себя свободным от всего. От всех условностей и глупостей, навязываемых ему всю жизнь.

Да, его могли убить.