“Больше не будешь шмонать”,— произнес надгробную фразу Архип и заиграл трогательную мелодию “Павшие братья, вечно вы с нами”.

Подбитый дядя Витя вылез из своей могилы и окончательно понял, что у него сломаны два пальца и вывихнута лодыжка.

— Телефон, врача зови, гад Архип,— простонал изувеченный человек.

— Вам страшно повезло. Я — врач, — представился Архип и попытался наехать на пострадавшего, потом что-то стал делать с его ногой. — В моей памяти полно медицинских сведений. Вот сейчас поверну вашу пятку на сто восемьдесят градусов, и все будет кончено.

Мученик боднул Архипа и стал ползать в поисках телефона, которого нигде не было, видимо, аппарат спрятали юркие “сыновья”, чтобы дядя Витя не стал пустозвоном.

— Ну, сейчас я с тебя спрошу по рабоче-крестьянски,— грозно пообещал дядя Витя и полез драться к подлому киберу. Что-то драконье слегка зашевелилось в дяде Вите. Вихрем вырвалась правая карающая лапа, но тут же остекленела и лопнула, как бутылка с водой, выставленная на мороз. Силы кончились.

Так и затих дядя Витя на полу до вечера. Первой вернулась со службы “мама”, перешагнула через смирное тело и пошла дальше. Однако сам Николай Епифанович оказался весьма любезным человеком.

Правда, он вызвал не “Скорую помощь”, а все того же Архипа. Зато умело перепрограммировал его в режим “домашний доктор”.

Кибер, не обращая внимания на вопли ослабевшего дяди Вити, сделал свое: запаял сломанные члены в пластиковые каркасы, приговаривая: “Нужно видеть реакцию”, а потом уже вколол какое-то дурманящее снадобье.

— Так что ломайте свои косточки смело, без его помощи не останетесь,— не мог нарадоваться на своего способного помощника Николай Епифанович.

— Без танцев ты совсем не тот,— вздыхая, горевала Алиса, однако вскоре утешилась,— не исключено, что еще оправишься.

Когда дядя Витя стал ковылять, ему поручили совсем нехитрое дело, чтобы он не заплесневел — покрыть краской кухню, изрядно побуревшую после недавнего взрыва скороварок. Уж что-что, а малярничать дядя Витя умел, даже удовольствие получал от этого занятия, потому решил к краскам Архипа не подпускать. Выгнал кибера, украсил кухню, перешел, радуясь своему мастерству, в соседнюю с кухней кладовку, чтобы и та засияла, а дядя Витя б отличился.

— Да не надо вам так стараться. Придумайте для прогиба что-нибудь поумнее,— покрикивал издалека Архип.

Но преисполненный надежд дядя Витя принялся мазюкать. Однако честный труд, как это нередко бывает, не пошел на пользу. Голова вдруг стала разбухать, краска почему-то пузырилась. Он еще елозил крест-накрест кисточкой, когда… почувствовал, что стал жертвой нападения…

Что у него отсыхают крылья, сморщенные лапы прижимаются к телу, из пасти вместо сияющего вихря — дым и хрип, на шкуре ни одной серебристой пылинки, сердце захлебывается, не в силах прокачать густеющую комками жидкость.

И тут на него навалился массивный черный, словно из гранита, камень-многогранник…

Очухался дядя Витя от своего дикого кашля. В промежутках между своими конвульсиями он выяснил, что валяется на кафеле в кухне. Архип льет ему в дыхательные пути воду и щедро орошает пол, а на его содрогания смотрит с неприязненным лицом вероятная теща.

— Ну, что, очухался, герой, в голове с дырой,— сказала Маша.— Тогда вставай и собирай воду, не мне же после тебя прибирать.

Дядя Витя величественным усилием выдавил из себя всю влагу и слабым голосом сказал:

— Но я же не виноват.