Кровавый камень в очелье проснулся, а стена под рукой едва заметно нагрелась. Голоса гор ворвались в сознание подобно урагану, зашептали, закружили, окутали. А потом – яркая вспышка, мельтешение картинок – темный провал, решетка из хризоберилла, спящий человек на худом, линялом матрасе.

И я мысленно потянулась к самому сердцу самоцвета, к его сути, пропустила через свое существо тонкие зеленоватые нити, попросила послать больше образов. И камень откликнулся – позвал меня дальше, глубже под гору, в холодную тьму и тишину. Туда, куда не попадает даже случайный солнечный луч, где обречен состариться бедный Ольд, лишенный Дара, если раньше не лишится рассудка и не бросится в провал.

Радует лишь одно – его все-таки не стерегут. Да и зачем сторожа, если с одной стороны крепчайшая решетка, а с другой – бездна. Может, попробовать врата? Ведь ногами я туда и до утра могу не дотопать. Надеюсь, что они не откроются где-нибудь над пропастью? Искатели не птицы, летать не умеют.

После недолгих колебаний я все же создала мерцающую золотом дверь. Кристаллы перемигивались так весело, будто успели по мне соскучиться. Свет струился и разбавлял мрачную темноту, ласкал руки и лицо.

Цвет моих врат был янтарно-желтым, как свежий мед. Я читала, что цвет Дара отражает характер искателя. Что ж, золотой мне вполне подходит, я всегда любила солнце. А вот врата матушки Этеры сияли пурпуром, словно кто-то выплеснул на камни ведро крови. И кристаллы в них росли не аккуратными букетами, а громоздились друг на друга, торчали в разные стороны и грозили изрезать любого, кто их коснется.

Я невольно поежилась и задержала дыхание. Пора. Надо отбросить лишние мысли, потом о Верховной подумаю, не до нее сейчас. Там Ольд совершенно один, отчаявшийся, слабый. Возможно, он умирает, пока я предаюсь воспоминаниям.

Отсчитав три удара сердца, я шагнула во врата и растворилась в толще сияющих кристаллов.

Лицо обдало холодным ветром. Я распахнула глаза – тихо мерцал хризоберилл, по прутьям с острыми гранями бежали крохотные белые искры, и больше никаких источников света.

Я вышла из скалы прямо напротив решетки, так что мне был хорошо виден скрючившийся на матрасе пленник. Вокруг валялись глиняные черепки, согнутая ложка и хлебная корка. Сердце застыло от жалости и прилива стыда – я сама приложила руку к его наказанию. Как теперь смотреть в глаза этому человеку?

Тихим шагом приблизилась к решетке и коснулась ее пальцами. Камень едва ощутимо завибрировал, но злости я в нем не почувствовала, лишь любопытство. Словно он спрашивал – что ты здесь забыла, жрица?

– Мастер Ольд! – позвала я громким шепотом, но он не откликнулся. Тогда я покашляла и повторила призыв.

Мужчина слабо завозился, приподнялся на локтях. Спутанные волосы падали на лицо и лезли в глаза.

– Кто здесь? – голос прозвучал на удивление живо.

– Это Рамона. Каменная жрица.

Он медленно поднялся, откинул волосы с лица – оно исхудало, скулы и нос заострились, цвет кожи в неверном свете хризоберилла казался серым.

– Ты пришла, чтобы добить меня, дочь Рорана? Это он тебя послал?

– Нет, – качнула головой, борясь с желанием спрятать глаза. – Я пришла по своей воле. Никто об этом не знает.

– Зачем? – он медленно приблизился к решетке, а мой взгляд метнулся к чернеющему провалу. Матерь Гор, он ведь спал на самом краю. – Ты участвовала в том ритуале, я видел тебя.

– Простите, – слово далось с большим трудом, горло сжималось, а язык не хотел повиноваться. Как жалки мои извинения по сравнению с тем, что ему пришлось пережить!

Он печально усмехнулся и потряс головой, положил руки на решетку.