Он вытащил пистолет из кобуры и направился к двери в партер. Центрального прохода в зале не было, поэтому он оттолкнул охранника в сторону и побежал вдоль заднего ряда зрителей, а затем пошел вдоль боковой стены к сцене. Проходя мимо зрителей, он слышал поднимающееся бормотание, и ему показалось, что в центре зала он заметил взъерошенный хвост на голове Элис и красивую гладкую косу Софии.
Вдруг звук рояля оборвался. Эгон Борг резко повернул голову к Фредрику. Широко открытые глаза не оставляли никаких сомнений, что Борг его узнал. Минорные ноты альта еще звучали, Якоб не понял, из-за чего переполох, но затем и сын обернулся. И застыл на месте.
В зале находилась тысяча человек. Но единственное, что слышал Фредрик, – звук собственных бегущих шагов. Борг поднялся со стула и засунул руку в рояль. В его руке оказался пистолет.
Бывший морской егерь сделал несколько шагов вперед и встал около Якоба. Между Фредриком и сценой еще была половина расстояния, зал наполнился вскриками и вздохами, раздались два коротких выстрела. В зале, казалось бы, специально сконструированном, чтобы поднимать звуки вверх, они прозвучали бледно и слабо. Выстрелы из пистолета выглядели как шутка. Но никто не засмеялся.
Поднялась паника. Люди бежали, пробиваясь вперед, расталкивая друг друга в борьбе за место в проходах. Крики и вопли, детский плач и завывания, зрители в средних рядах перелезали через сиденья, передавали друг другу детей, помогали родителям, они перекрыли Фредрику обзор, он больше не видел сцену, не видел, в кого стреляли, не видел Эгона, не видел Якоба, ему пришлось, вжимаясь в стену, идти против потока, крича «Полиция!». Он сумел шагнуть в сторону, чтобы не сбить с ног пожилую женщину с серебристо-седыми кудрявыми волосами и узким ртом, выглядевшую так, словно сейчас умрет.
Около сцены открыли боковые двери, и толпа людей стала непроходимой. Но между Фредриком и сценой оставалось всего несколько рядов, уже покинутых зрителями, Фредрик побежал между кресел к середине зала. Там обзор был свободный.
На местах остались сидеть только три человека. У двоих из них головы откинуты назад. Телохранители Симона Рибе с раскрытыми ртами и стеклянными глазами уставились перед собой. Фредрик увидел лицо ближайшего к нему. Пуля попала в глаз, оттуда вытекала густая темная масса и смешивалась с кровью, струившейся из раны в затылке. Рука телохранителя была под пиджаком. Он даже не успел достать пистолет из кобуры под плечом. Семьи Рибе не было, но Фредрик услышал тихий стон у ног убитого телохранителя.
Симон Рибе сидел с прямой спиной и смотрел перед собой. Наверху, на сцене, всего на расстоянии нескольких рук от него, стоял Эгон Борг, обхватив за шею Якоба левой рукой, а в правой держал пистолет и целился в лоб премьер-министру. Шаг за шагом он тащил Якоба к краю сцены.
Белые перчатки Борга светились в резких лучах софитов. Глаза выпучены. Пот смывал тональный крем с лица, обнажая язвы. Взгляд застыл на Рибе, а тот упрямо смотрел на него.
– Папа… – взывал Якоб горловым голосом.
Кудри подрагивали над круглым бледным мальчишеским лицом. Руки опущены вдоль тела. В одной – смычок, в другой – альт. Глаза сына искали глаза Фредрика, и Фредрик почувствовал вкус крови во рту. Согнув палец на спусковом крючке, он держал свой «Хеклер и Кох» обеими руками. Ровно. Без дрожи. Но не решался выстрелить. Голова Борга быстро дергалась из стороны в сторону, а грудь и сердце были крепко прижаты к спине Якоба. Фредрик не осмеливался стрелять, ведь он мог только ранить Борга. А ранить человека, направляющего оружие на премьер-министра и использующего сына Фредрика как щит, рискованно.
Фредрик встретился взглядом с Якобом и состроил гримасу, чтобы убедить сына, что все будет хорошо.
Зал почти опустел. Бегущие за спиной шаги по паркету говорили о том, что охране и полиции удалось пробраться сквозь толпу. А может быть, это снайперы из отряда «Дельта». Пусть только не стреляют.
– Отпусти его, – крикнул Фредрик, перепрыгнув через ряд кресел и почувствовал, что на что-то наступил. Оказалось, на кого-то. На госсекретаря Рибе, Рубена Андерсена, сжавшегося у ног мертвого телохранителя. А теперь ползущего между сиденьями. Борг толкнул Якоба, и он оказался между ним и Фредриком.
– Иди сюда, – сказал он премьер-министру. – Я отпущу мальчишку, как только ты придешь.
Голос Борга звучал измученно. Слова с трудом поднимались из распухшего горла.
– Это тебе за Гудбранда, Рибе. И за всех остальных, кому пришлось умереть из-за тебя.
Даже в нескольких метрах от шатающегося Борга Фредрик почувствовал, как он воняет. Тяжелый запах духов не мог скрыть зловония разложения гниющей плоти.
Симон Рибе медленно повернул голову к Фредрику. С пепельно-седых волос упала всего одна капля пота. Туго завязанный узел темно-синего галстука идеально ровно лежал на верхней пуговице рубашки. Рибе кивнул Фредрику.
– Ваш сын… он действительно умеет играть, – сказал Рибе сухим и уверенным голосом. Он поставил руки на край сцены, взобрался, поднялся на ноги и, медленно повернув голову и не отрывая глаз от Фредрика, дал возможность сумасшедшему захватить себя вместо Якоба.