А тот, кто вместе с такими друзьями насмехается над нами, зачем нужен? Мало ли что может в жизни случиться с самым добродетельным и успешным человеком, какие ошибки мы можем совершить – все мы люди, все человеки, как Чехов писал. Может, над нами будут насмехаться и издеваться. Может, обругают и оскорбят. Может, сделают мишенью сплетен и издевок. А потом эти чужие люди уйдут в свою жизнь, где с ними еще неизвестно что произойдет. А близкий останется с нами. Близких не так уж много. А безгрешных близких и того меньше…
Все было вроде бы хорошо, даже прекрасно: он пригласил ее жить в свой роскошный дом. Ну, как пригласил? Скорее разрешил остаться. Позволил жить рядом с собой. Он сказал: мол, если уж ты так хочешь, переезжай ко мне. Может, что-то получится у нас, как-нибудь уживемся. К браку я пока не готов, но хорошо, давай вместе поживем.
Это была победа – так Оля решила. Ее мужчина был очень обеспеченным человеком, занимал высокий пост. И до сорока почти лет прожил один; были увлечения и связи, конечно. Но жениться он хотел осознанно, убедившись, что жена будет соответствовать всем его желаниям и ожиданиям…
Оля от него ушла потом. Потому что в огромном трехэтажном доме для нее не было места. Хотя любимый человек выделил Оле комнату, там все красиво было, обстановка, паркет… И окно в сад, где трудились два садовника. У них тоже были свои комнаты во флигеле. И место для инвентаря в сарае.
Хозяину принадлежали кабинет, спальня, гостиная, ванная, вторая ванная с бассейном, библиотека – вообще все. И на кухне он любил сидеть с чашкой чая. Там был специальный стул из красного дерева, хозяйский. И его личная посуда с золотым ободком. Все было его. Если взять его чашку, он делал вежливо замечание. И на диване в гостиной нельзя было лежать, это его место. Можно было в кресле сидеть, в углу, и не шуметь. Вечером он уходил в кабинет, куда заходить было нежелательно. Он там работал. Или в компьютер играл – кто знает?
Долго рассказывать, сколько было невидимых лент, через которые нельзя перелезть. Это был абсолютно чужой дом, холодный и огромный, где для Оли не было места. В выходные приезжала мама хозяина, все осматривала и проверяла. И поправляла стулья, если они оказывались сдвинуты хоть на сантиметр. Мама Оле объясняла, что полированную дорогую мебель надо беречь. Голыми руками не трогать, можно надеть нитяные перчатки, чтобы следы не оставались. Ничего страшного нет в таких разговорах, даже смешно немного. Но Оля не смеялась.
В огромном доме для нее не было места. И она ушла домой. В маленькую квартирку, куда приезжали друзья – иногда человек по десять. Мама с отцом приходили, младшая сестра. И еще щенка Оля подобрала, кто-то его выбросил, лопоухого. Наверное, места не нашлось для него. И теперь у щенка было место рядом с диваном, мягкая постелька, в которой он грыз косточки. Всем было место, как-то находилось оно. Волшебство какое-то на двадцати пяти метрах.
Понимаете, иногда в доме другого человека – огромном и холодном – нет для нас места. И в сердце человека – нет. Просто нет. Ничего с этим не поделаешь. Можно вселиться с вещами в комнатку во флигеле или присесть на неудобный стул в углу. И так просидеть всю жизнь в холоде и неуюте. Все чужое, не наше, нельзя ничего трогать и надо надевать нитяные перчатки, чтобы ничего не испачкать и не оставить пятен на полировке. Что же. Лучше уйти из холодного дома и холодного сердца, которое не может вместить нас. Не хочет. Не дожидаясь, пока прогонят или просто перестанут замечать, как привычную мебель в одной из комнат…
белый и пушистый. Один грязный, а второй чистенький. И вроде как ни в чем не замешан.
У одной честной и порядочной матери была беспутная дочь. Вруша легкого поведения. Она тайно работала в ночном клубе, танцевала без одежды и этим зарабатывала на жизнь. А мама, библиотекарь на пенсии, читала классическую литературу и много рассуждала о порядочности, о морали. Говорила, что надо быть честной! Всегда и при любых обстоятельствах. Для девушки это особенно важно! А дочь скрывала свое злачное место работы и обманывала, говоря, что работает гувернанткой. Ну, она же надевала этот костюм, верно?
Сначала дочь пошла работать в тот клуб, потому что нужны были деньги на лечение матери – та сильно заболела. А потом дочь оплатила лечение в хорошей клинике, здоровье вернулось. Но надо было ездить в санатории и отлично питаться. Тоже денег требуется много. А потом мама увидела, что дочери очень хорошо платят за работу гувернанткой по ночам и стала говорить, что надо делать ремонт. Сантехнику менять. Одежду хорошую купить, вот в одном магазине хорошая теплая шуба продается из норки. Надо сказать хозяевам, что негоже эксплуатировать людей за три копейки. Пусть поднимут зарплату. Надеюсь, ты честно с ними оформила договор и платишь налоги?
Дочь-вруша врала маме. И добывала больше денег. Потому что мама легко расстраивалась и начинала причитать о скорой смерти. И рассказывать, как тяжело ей было одной поднимать дочь и давать ей образование. Но ведь благодаря этому воспитанию и образованию дочь теперь нашла прекрасную работу, правильно? Просто надо быть честной и порядочной. Выполнять свой долг перед матерью.
Аппетиты мамы росли. Она решила, что надо переехать в новую квартиру. Ипотеку надо брать! И про эту квартиру дочери каждый день говорила. И про то, что хотела бы посетить духовные места в разных странах. И про мебель говорила. А дочь кивала и обманывала, вруша такая. Она же понимала, что для мамы будет ужасным ударом правда. Мама сразу умрет; мама так и говорила, что если узнает ужасное, про неправду или про распутную жизнь, то сразу умрет. Вот только узнает, сразу лечение насмарку. Амба.
Они так и живут. Бледненькая худенькая девушка и большая, уютная, честная мама, которая сидит на новом диване пока еще в старой, но отремонтированной квартире и булки кушает. И дочь по-прежнему работает «гувернанткой», хотя мама считает, что это ниже ее способностей.
Люди иногда умудряются оставаться в белых одеждах и отлично делают вид, что ничего не понимают и не знают. Пользуются другими людьми, едят за их счет бутерброды с икрой и ведут речи о честности. О порядочности. Все они отлично понимают, они же не слабоумные. Видят улики, слышат разговоры по телефону, знают, что гувернантки не ходят по ночам на работу с ярким макияжем, а за работу охранником на парковке не платят сотни тысяч. Но так жить удобно и выгодно. Удобно быть честным и снежно-белым, когда кто-то выполняет грязную работу. И нетрудно этак таращить глаза, когда дочь пытается рассказать правду, – а она пыталась. И махать наманикюренными руками, и кричать: «Я ничего в этом не понимаю! Мне главное, чтобы ты была честной! Я все тебе отдала!..» Все они отлично понимают, такие люди. Просто им так удобно.
Согнуть до земли. Но пока внутри есть пружинка, вы распрямитесь снова. Пока есть сила жизни. Вы как зеленый росток пробьетесь через асфальт. Как неваляшка, подниметесь с мелодичным звоном. С улыбкой. Динь-динь! Хорошая такая игрушка – неваляшка. У нее внутри маленький противовес.
Одну девушку озлобленная немолодая дама-начальница изводила на работе, а остальные или равнодушно наблюдали, радуясь, что не они стали мишенью издевательств. Или тоже норовили задеть, оскорбить, демонстративно пренебречь. Выслужиться хотели. И выместить свою горькую жизнь на симпатичной юной девушке. А той деваться некуда было; город маленький, нелегко работу найти. Дома мама больная, младшая сестра, отца нет… И девушка терпела. Однажды начальница с утра стала изводить сотрудницу. Целый день придиралась, насмехалась, делала обидные замечания. И с удовольствием заметила, как по щеке девушки течет слезинка. Значит, попала в цель!