— Я знаю, это, — шепчу я.

— Значит ты веришь мне, когда я говорю, что мне не все равно? — бормочет он у меня на плече.

— Я верю тебе, и я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне, когда будешь там на следующей неделе.

Я сомневаюсь в том, что он будет думать обо мне. Когда он включает свое игровое лицо, он хорошо справляется и с остальным, но думаю, я должна сказать эти слова вслух. Я чувствую, что начинаю отступать, собирая рассеянные понятия надежды, которые я вкладывала в эту вещь между нами. Он издает тяжелый вздох и обхватывает мои ноги, его лицо в моей шее, и его руки вокруг моей талии… и именно так мы проводим ночь. Но даже если я сворачиваюсь в свой любимый уголок, я почти не сплю. Единственное, о чем я могу думать, это о том, что я слишком далеко зашла, как обычно, и я знаю, что не выйду невредимой. 

Несколько дней спустя, когда я шла по больнице, я увидела издалека Оливера, разговаривающего с одним из врачей, мужчиной, которого я видела, но не знаю. Я заскакиваю в художественный зал, прежде чем поймать его взгляд. Я сказала себе, что не потеряю голову из-за этого человека, даже если никогда не оправлюсь после него. Тем не менее, разговоры о его собеседованиях, мне нужно воспринимать во внимание. В последний раз, когда мы были вместе, он покидал дом моих родителей на рассвете и я сказала ему, что нам нужно притормозить. Я игнорировала его звонки, которых было и не так много. По слухам, я слышала (на самом деле от Мэй), что он работал без остановки последние пару дней, поэтому знаю, что у него не было много времени. В художественном зале я стелю газеты на длинный стол и ставлю прозрачные пустые коробки возле каждого столика. В коробках я размещаю разные стеклянные осколки, все красочные и красивые, а затем рядом с каждой коробкой кладу молоток. Когда начали приходить дети с медсестрой (сегодня это Тара), я поприветствовала каждого из них и указала на их места. Оливер входит вскоре после этого, натягивая улыбку и подмигивая мне. Он подошел к Дэнни и проверил карту, которая висит на его кислородном помпе.

— Не говорите мне, что мы собираемся ломать эти вещи, — говорит Мэй.

— Черт возьми, мы собираемся ломать вещи! — Майк кричит, поднимая кулак в воздух. Тара, Оливер и я смеемся и качаем головами от его волнения.

— Опусти молоток на время, Тор, — говорю я, поднимая бровь на Майка, который широко улыбается.

— Тор, да? — говорит он.

Я закатываю глаза.

— Запомните правила.

— Мне не очень нравятся правила, — говорит он, и я смеюсь, смотря на Оливера. Я ожидала, что он будет смеяться, но вместо этого он смотрит на Майка, что делает все это еще более комичным.

— В любом случае, отвечая на ваш вопрос, да сегодня мы будем ломать вещи.

— Но… дельфин? — Мэй вытаскивает скульптуру дельфина с коробки. — А доска для серфинга?

Я улыбаюсь и киваю.

— Это всего лишь вещи.

— Красивая вещи.

— Ну, мы собираемся сделать что-то еще красивее из них. Кроме того, если вы заметили, они все немного сломаны, — говорю я, указывая на дельфина без хвоста и плавника на серфе.

Я не замечаю, когда Оливер выходит из комнаты, но когда я посмотрела на звук закрывающейся за ним двери, мы уже хорошо работали над проектом. Мы можем сделать очень маленькие версии сердца, хотя все они больше похожи на мяч, но дети, тем не менее, в восторге от них.

— Теперь я должна отвезти их домой, чтобы испечь, — говорю я.