Потягивается. Набрасывает на себя халат.

— Слушай, ты даже не представляешь, как мне помог!

Она заглядывает к тете Томе («Спит, старушка…») и снова прикрывает дверь в каморку.

— Мой рыцарь, вы достойны награды, — провозглашает она шепотом.

Я знаю это.

Мобильник внезапно заиграл, запел, засветился и даже затрясся.

— Приветствую, — сказал Неживой. — У твоей матери отключено. Не знаю, только трубка или мозги тоже.

— Ее разбудить? — сонно спросила Елена.

— Зачем? И с тобой можно прекрасно поболтать, несмотря на твой возраст. Ты во что сейчас одета?

— В ночную рубашку, — сказала Елена.

— Какого цвета?

— Белая в желтых цветочках.

— А под ней?

— Больше ничего.

Она отвечала с исключительной вежливостью. Ее трудно было вывести из себя столь примитивными способами.

— В твоем возрасте, — сказал Неживой, — девочкам полагаются пижамы. Ты с игрушкой спишь или без?

— С открытой форточкой.

— Ничего смешного. В твоем возрасте, чтобы психика развивалась гармонично, нужно пользоваться большими мягкими игрушками, изображающими сильных самцов — медведя, льва, дельфина.

Честно говоря, третье подряд упоминание о возрасте Елену все-таки достало. Круто достало. Трубка в ее руке вспотела. Она переложила телефон к другому уху.

— В комнате очень душно, Виктор Антоныч. Я вся горю. Я открываю окно и обмахиваю себя подолом ночнушки. Ложусь обратно и обнимаю сильного плюшевого самца ногами. Его морда утыкается мне точно в промежность…