Потому что уже прошли века… Или ему так показалось.

Он взглянул на башни Редмейн-касла с откровенной неприязнью и раздраженно отбросил в сторону мокрое полотенце.

Пройдут еще века, прежде чем он получит желаемое. А скорее всего, этого не будет никогда.

Он медленно расстегнул мокрую рубашку. Господи, какая же она холодная! Мокрая и холодная, как серый камень и не знающее жалости море.

Это место. Этот проклятый замок всегда был таким – холодным, пустым, неуютным. С того самого момента, как викинг по имени Магнус Редмейн высадился здесь и объявил Торклиф и все окружающие земли своими, здесь ничего не изменилось. Пожалуй, ничто не могло сделать это место гостеприимным.

Пирс обвел глазами свои обширные владения. Земли, принадлежавшие его семье, тянулись по склону холма вниз до коварных красных утесов. Там, в деревушке Мейнмаут-Моор, когда-то жили рыбаки. Теперь там все было перестроено, появились красивые ухоженные коттеджи, и место стало приобретать известность как морской курорт.

«Интересно, где сейчас доктор Лейн», – лениво подумал Пирс. Должно быть, отдыхает в уютном каменном бунгало в компании с не менее эрудированным, чем она, мужчиной. Кажется, она называла его по имени. Сесил?

Повезло парню.

Возможно, они оба склонились над старыми картами и оживленно беседуют о местах раскопок и проклятых гробницах.

Сесил. Он сплюнул. Что за имя? Наверное, у него тонкие аккуратные усики. И непременно очки. Хорошо бы у него еще был горб от вечного сидения над текстами, изнеженные слабые руки и – Пирс погладил свою бородку – безвольный подбородок. По крайней мере, Пирс надеялся, что у этого человека слабые руки или безвольный подбородок, а лучше всего – то и другое вместе.

Пирс представил их в одном из маленьких домиков у пристани, склонившихся над старым письменным столом. Они работали, используя… он не знал, что именно – увеличительные стекла, картографические инструменты, или что-нибудь в этом роде. Но вот Сесил совершил глупую ошибку. Александра подняла голову и рассмеялась. Ее глаза вспыхнули весельем, улыбка осветила красивое лицо. Потом они будут ужинать. И выпьют хереса или бренди.

Губы Пирса скривились, сделав заметнее шрам – болезненное напоминание о том, что такие женщины, как Александра Лейн, предпочитают академических слабаков вроде Сесила бездушным охотникам, как он. И, разумеется, такая женщина выберет уютный небольшой домик, а не проклятую каменную громаду – Редмейн-касл, где обитают чудовища.

Почему именно сейчас, в бурю, он стал размышлять о другой судьбе? Быть может, он рожден для иного?

Неожиданно видение коттеджа у пристани неуловимо изменилось. Теперь за столом сидел не старина Сесил.

Вот в дверь вошла доктор Лейн. Она поприветствовала Пирса нежным поцелуем и принялась оживленно рассказывать о сбежавшем жеребце. Прежде чем разложить карты и увеличительные стекла, он зажжет свечи и тщательно осмотрит ее в поисках синяков и ссадин. Он снимет с нее испачканную одежду и усадит в ванну, чтобы прогнать холод из ее тела. Потом он уложит ее на шаткую медную кровать, которая безбожно скрипит, и покажет, как рад ее возвращению домой.

Он накормит ее и станет слушать ее восторженный рассказ о чертовом Борнео… или откуда там она вернулась.

Возможно, в такой жизни он найдет смысл и удовлетворение, и, изучая кости мертвых, сам станет по-настоящему живым. Почему нет? А Сесил пусть остается здесь, в Редмейн-касле, и присматривает за чудовищами.

Ослепительная молния осветила небо, в котором отразился бушующий океан. И созданная им идиллическая картина жизни, которой у него никогда не будет, поблекла и исчезла.

Интересно, когда у него появилась склонность к отвратительной сентиментальности?

Пирс слишком долго всматривался во мрак бури и совсем замерз. Он видел, как окна коттеджей в Мейнмаут-Моор темнели. Их обитатели ложились спать.