Четыресыра пожал плечами.

— Ты должен был мне рассказать, Четыре. Теккен побил тебя, потому что ты мой друг. У него зуб на меня, а отыгрался он на тебе. Этот ублюдок мне за все ответит. Клянусь Богом, ответит. — Кристиано посмотрел на его щеку с огромным фиолетовым фингалом: — Ты врачу не показывался?

Человек-падаль попытался замять тему:

— Пустяки... Я в порядке.

Кристиано потрогал ему лоб.

— Да ты горишь. У тебя температура. На ногах не держишься... Здесь есть отделение скорой помощи...

— Нет! Я сказал тебе, нет. Меня куда-нибудь упекут. Они спят и видят...

Кристиано втянул воздух через ноздри.

— Ты прав, Четыресыра. Меня тоже хотят запихнуть в интернат. Послушай-ка, у меня родилась идея. Хорошая...

Человек-падаль не слушал его. Побелев, он скрежетал зубами, словно хотел стереть их в порошок, и раздувал щеки. Уже третий раз Кристиано называл его "Четыресыра", и это не шло ни в какие ворота. Больше никто не должен был так его называть. Никто и никогда.

Он еле удержался от того, чтобы не схватить его и не шмякнуть о стеклянную стену холла, крича: "Никто! Никто не должен меня так называть. Понял?! Никто!"

Вместо этого он пару раз хлопнул себя по лбу и, горько вздохнув, буркнул себе под нос:

— Ты не должен меня так называть.

— Что? — Кристиано не расслышал его за своими словами. — Что ты сказал?

— Ты не должен больше меня так называть.

Кристиано недоуменно поднял бровь:

— В каком смысле, извини?

Человек-падаль два раза стукнул себя по бедру и опустил глаза, как нашкодивший ребенок.

— Как ты только что меня назвал. Больше так не называй.

— Так — как? Не хочешь, чтобы я звал тебя Четыресыра?