8. Красота смерти

Несколько лет я жила вместе со своей бабушкой и ее пожилыми двоюродными братом и сестрой в их большом доме в Риле, в Северном Уэльсе. Пространство под крышей с широким козырьком было настоящим раем для дикой природы. Я привыкла слышать возню и трепыхания крыльев облюбовавших его летучих мышей, и одной теплой приятной ночью состоялось мое первое знакомство с одной из них. Лето тогда выдалось особенно жарким, и окна в спальне были открыты настежь, а шторы немного раздвинуты. Я проснулась от шума: моя бабушка носилась по комнате со свернутым в трубочку журналом в руке, непонятно зачем размахивая им. Я уселась, протерла глаза и к собственному изумлению увидела, что она гоняется за летучей мышью. Бедняжка случайно залетела в окно и теперь застряла под декоративным сводом спальни, мечась с умопомрачительной скоростью между препятствиями, главным из которых было оружие в руке моей бабушки. В ее маленькой ручке свернутая газета была ничем не хуже дубины. Она ударила изо всей силы, и летучая мышь рухнула вниз. Я не знала, убила она ее или только оглушила. Бабушка молниеносно подхватила безжизненное тельце и выбросила из окна.

Успокоившись, она вернулась в тепло нашей огромной двуспальной кровати и вскоре уснула. Я лежала рядом с открытыми глазами, и мне было грустно. Почему она убивала все, что ей не нравилось? Теперь-то я понимаю, что, будучи рождена и воспитана в Австралии – где все может тебя убить, – она попросту не могла оставить летучую мышь летать по спальне. Наверное, бабушка была убеждена, что она пила бы нашу кровь, пока мы спим.

Сразу же после завтрака я со всех ног побежала вокруг дома к месту под окном нашей спальни. Летучая мышь лежала на земле неподвижно – она была мертва. Я нагнулась, чтобы потрогать, немного побаиваясь, так как никогда не видела летучих мышей так близко. Ее мех был невероятно мягким. Я приподняла крыло, и за кончик моего пальца зацепилась маленькая лапка с когтями. Меня поразило, что крыло летучей мыши – на самом деле «рука». Никаких перьев: между тоненькими и длинными пальцами натянута тончайшая темная кожа. Это животное было невероятно прекрасно, и его смерть вызвала у меня слезы. Я принесла мышь домой, обернула своими чистыми носками и спрятала в выдвижном ящике рядом с кроватью. Предыдущие несколько недель я старательно училась вязать, так что сейчас подбежала к своей шерстяной сумке, распустила вязаный квадрат, на который у меня ушла целая вечность, и принялась обматывать голубую шерстяную пряжу вокруг крохотного тельца, пока у меня не получился кокон наподобие мумии. Затем я в одиночку проводила летучую мышь в последний путь до живой изгороди из фуксии, где похоронила ее под качающимися багряными цветками, разрыв мягкую землю ложкой, которую спрятала в кармане. Беспричинная гибель этого чудесного крохотного создания навсегда осталась в моей памяти, и впервые в жизни я посчитала свою бабушку Веру Мэй не такой уж и идеальной.

То, что случилось с этой летучей мышью, лежащей в шерстяном саване в десяти сантиметрах под землей, произойдет с каждым из нас. Романтика смерти, которой столь пресыщено искусство и поэзия ушедшей эпохи, преисполнена лжи. Однажды и вас, и меня ждет участь этой летучей мыши: мы превратимся в безжизненную плоть, кровь и кости, и удивительно сложные процессы в нашем организме остановятся – наступит смерть.

Я родилась в то время и в том месте, где существование Бога и значимость религии не вызывали ни у кого вопросов. Девочкой я регулярно посещала часовню и не сомневалась, что Иисус Христос умер за наши грехи. Казалось, для всех остальных это тоже было неоспоримым фактом. Хорошие люди попадали в рай, а плохие отправлялись в ад. Но, столкнувшись в жизни со множеством других оттенков, я начала осознавать всю нелепость подобного деления на черное и белое. Ко мне постепенно приходило понимание, что жизнь – сложная, запутанная и определенно несправедливая штука, и я не видела никакого логического объяснения загробной жизни с вечным существованием моей души. По логике вещей, единственной формой жизни после смерти является передача своих генов потомству; однако, с другой стороны, бессмертия можно достичь, оставив после себя книги, произведения искусства или музыку. Я пришла к вере в то, что никакого бессмертия души не существует, и, хотя переход был постепенным и незаметным, я знаю, что закончу эту жизнь убежденным, возможно, даже фанатичным атеистом. Я твердо уверена, что наша жизнь полностью объясняется химией и физикой, и наша физическая сущность будет переработана природой так же, как это происходило всегда.

Ваше тело принадлежит только вам довольно небольшой отрезок времени: составляющие его элементы лишь одолжены из внешнего мира, и в конечном счете вам придется их вернуть обратно. Сущность, которую вы считаете собой, на самом деле сосредоточение экосистем, ставших домом для множества разных типов микроорганизмов. Когда ваш мозг и кровеносная система навсегда прекратят свою работу, вы умрете, однако полчища бактерий и грибов и даже клещи в ваших порах и черви в вашем кишечнике (если они у вас есть) какое-то время продолжат жить.

Вскоре после того, как кровь остановится в ваших сосудах, тело охладится до температуры места вашей гибели. Условия внешней среды окажут огромное влияние на то, что произойдет с вами дальше. Кровь в капиллярах и венах, больше не проталкиваемая биением вашего сердца, осядет и растечется, отчего цвет кожи изменится – появятся так называемые трупные пятна. Мышцы неизбежно застынут, сначала на лице, а затем и по всему телу, по мере того как будут слипаться ваши мышечные волокна. Так происходит мышечное окоченение.

Ваше тело не умрет все сразу. Лишенный доступа кислорода, мозг перестанет функционировать в течение трех-семи минут, однако остальному организму, чтобы за ним поспеть, могут потребоваться долгие часы. Клетки вашей кожи по-прежнему способны размножаться, и она будет продолжать свой рост еще двадцать четыре часа после прекращения всех функций мозга. Самые же большие изменения произойдут внутри. Миллионы микроорганизмов, населяющих ваши внутренности, поддерживая при жизни нормальную работу тела и в особенности кишечника, изменят все. Теперь, когда сердце больше не бьется, а легкие не дышат, перестав распространять кислород, эти микроорганизмы, зависящие от него, быстро используют все, что осталось. Они наполнят тело углекислым и другими газами. Ваши собственные клетки будут выделять ферменты, расщепляющие ткани – такой процесс саморазложения называется «аутолиз».

Тем временем анаэробные микроорганизмы – то есть те, для которых кислород не просто не нужен, а является ядом, – процветают и размножаются. Они пиршествуют на продуктах распада ваших клеток, постепенно распространяясь по сети кровеносных сосудов, представляющей для них удобную транспортную систему, разветвления которой доходят до всех ваших тканей и органов. Они питаются вашим телом, получая энергию и необходимые вещества из белков, углеводов и всех сложных соединений вашего организма, выделяя в процессе токсичные кислоты и газы наряду со многими другими продуктами своего обмена веществ. Зловонные газы, такие как сероводород, заполняют периферические кровеносные сосуды, внося свой вклад в отвратительный запах смерти. В ходе разложения в организме разрушаются удерживающие его вместе нити, связи между клетками растворяются, и ваши органы и ткани превращаются в единое месиво.

Процесс разложения зависит от множества разнообразных переменных, и на самом деле мы очень многого о нем по-прежнему не знаем. Моя работа раз за разом показывала, что, как в жизни двух одинаковых людей не бывает, так и в смерти мы тоже сильно отличаемся друг от друга. У одних тело разлагается медленнее, чем у других. Если на момент смерти вы принимали антибиотики, то велика вероятность, что разложение тела займет относительно долгое время: антибиотики от легочной инфекции, например, убивают и подавляют бактерии и микроорганизмы не только в грудной полости, но и в кишечнике. Если бактерии и другие обитатели вашего кишечника были истреблены лекарствами, то они не смогут участвовать в разложении организма изнутри.

Температура местности, где погиб человек или где его тело бросили гнить; влажность воздуха вокруг; плотность прилегания одежды; закопали тело на поверхности или глубоко в утрамбованной глинистой почве, а может, и вовсе в сухом песчаном грунте – все эти факторы повлияют на скорость разрушения тела. Постоянно предпринимаются попытки определить, что способствует ускорению или замедлению разложения, однако этот процесс зависит от столь большого числа факторов, что слишком рискованно делать какие-либо выводы, не зная подробностей об условиях среды на момент смерти. Порой даже погребенные на одном кладбище тела – в идентичных, казалось бы, условиях – могут разлагаться с разной скоростью, и никто толком не знает, почему так происходит.

В 1998 году, когда местного врача Гарольда Шипмана из Гайда под Манчестером арестовали по подозрению в убийстве своих пациентов, никто и предвидеть не мог всех всплывших в итоге ужасов и секретов. Шипману дали пожизненное за пятнадцать убийств, однако в ходе расследования были установлены личности 218 отдельных жертв, а по оценкам следователей всего на его счету более 250 трупов. Для расследования потребовалось провести эксгумацию нескольких жертв Шипмана для более тщательного изучения, и фотографии, которые сделали на вскрытии, просто поразили меня. Я отчетливо помню фото забальзамированного мужчины, все так же одетого в свой фрак с галстуком-бабочкой; он пролежал в земле многие годы, но его тело было практически нетронутым, и узнать его не составляло труда. Оставалось только гадать, разложится ли он когда-нибудь вообще, или же закачанная в похоронном бюро бальзамирующая жидкость сохранит его на тысячелетия, подобно египетской мумии. Содержимое других эксгумированных гробов сильно различалось: в одних вообще почти ничего не осталось, в других, захороненных намного раньше, останки весьма хорошо сохранились. Это было удивительно и необъяснимо.

В ряде университетов процесс разложения человеческого тела становится очень популярной областью исследования. Она определенно интересует студентов, поступающих на факультет антропологии, которые мечтают стать «тем самым» экспертом, к которому обычно обращается за помощью полиция. Конечно, было бы полезно уметь определять, сколько времени прошло с момента смерти человека, основываясь на степени разложения его тела, однако из-за огромного количества влияющих на этот процесс факторов вполне вероятно, что универсальная и хорошо прогнозируемая модель никогда не будет получена.

Интерес к этой теме начали проявлять в 1970-х, когда полиция раз за разом просила американского антрополога доктора Уильяма Басса посетить место преступления, чтобы определить, как долго там пролежал труп жертвы. В конечном счете ученый заявил полицейским, что ему приходиться тыкать пальцем в небо, и было бы гораздо проще делать свои предположения – которые, к тому же, получались бы куда точнее, – будь у него возможность наблюдать за разложением настоящих трупов в естественной среде. После долгих препирательств с местными баптистами и другими протестующими ему выделили участок земли рядом с университетом Теннеси в Ноксвилле, где Басс организовал свой полигон, в народе известный как «ферма трупов». Здесь на тела воздействуют осадки, и их изучают, чтобы понять, как окружающая среда влияет на разложение. Эту территорию, огороженную высоким забором с защитой от падальщиков и колючей проволокой, Билл Басс назвал «Акром смерти» в собственных мемуарах, и о ней стало известно во всем мире после выхода романа Патриции Корнуэлл, который так и назывался «Ферма трупов». Я с упоением читала ранние книги писательницы, и была готова отдать левую руку, лишь бы там побывать. В итоге, впрочем, мне не пришлось идти на такие жертвы: экскурсию в это место преподнесли мне на блюдечке.

Доктор Басс просил людей жертвовать свои тела для науки, чтобы помочь в исследованиях. Трупы подвергали различным воздействиям по всему полигону, и вместе со своими студентами Басс проводил тщательные наблюдения в надежде получить более точные знания о процессе разложения. Представьте ситуацию, когда полицию вызывают к обнаруженному телу. В реальном мире труп практически никогда не будет лежать на поверхности, ожидая, пока его найдут. Скорее всего, он будет частично или полностью закопан. Также он может быть спрятан в растительности либо погружен в воду. Может быть в одежде и без нее, связанный, с кляпом во рту или даже расчлененный, в виде разбросанных в разные места частей тела. С помощью пожертвованных тел на полигоне старались сымитировать как можно больше разных сценариев избавления от трупа. Их оставляли во всевозможных, порой весьма странных условиях, подробно записывая изменения состояния со временем. При достаточно частом повторении похожих сценариев можно построить базу данных, в которой будет описано, что происходит с телом в зависимости от тех или иных условий. А после того, как полигон Басса получил известность, многие аспиранты стали сами проводить исследования трупов, почвы под, над ними и вокруг них, а также изучали селящихся в них насекомых. Некоторые устраивали собственные эксперименты в попытке изучить всевозможные факторы, которые могут повлиять на характер и скорость разложения тела.

Возможность посетить полигон выпала мне в 2005 году, когда нужно было сняться в документальном фильме о моей работе. Поначалу мне эта идея не особо понравилась, и многие месяцы я отказывалась принимать участие в съемках. Тогда режиссеру Морису Мелзаку, самому настойчивому человеку, которого я только встречала, пришла в голову мысль снять часть сцен на полигоне в Ноксвилле. Месяцами он докучал мне, пускай и в очень вежливой форме, уговаривая снять фильм о моей работе. Он терпеливо сносил все мои отказы, пока в один прекрасный день не навязался ко мне на чай. Помню, как он сидел в моей залитом солнцем оранжерее и спросил: «Не хотели бы вы поболтать с Биллом Бассом и посмотреть на его работу?» Все-таки Морис нашел, за какую ниточку дернуть. Еще как хотела! Я слишком любопытна, чтобы упустить такой шанс. После слегка неприятного начала наших отношений он в итоге стал одним из моих лучших друзей.