Люмин лучезарно всем улыбается.

— Я же говорил вам, верно? Я говорил вам верить в Селестию.

— Хвала Свету, — говорит Бонги.

Двигатель автомобиля заводится, и они едут вперед.

— Хвала Свету, — говорит Мейстр.

Глава 76

Музыка смерти

Кеке наблюдает, как кардиохирург разрезает грудь Марко во второй раз за неделю. Едва заживший предыдущий рубец просто срезается и выбрасывается. Кеке вздрагивает, когда его бросают на поднос, словно часть Марко ничего не стоит. Темба изучает ее лицо, которое, чувствует Кеке, бледное и сырое.

— Ты в порядке? — шепотом спрашивает она.

Кеке кивает и сглатывает дискомфорт. Чтобы отвлечься от эмоций, поднимающихся в ее груди, она наблюдает за директором. Он ходит по операционной, поправляет камеры, меняет ракурсы съемки, вводит настройки линз. Он и все записывающее оборудование одеты в одинаковые белые халаты. Медицинская команда — доктор Газонго и три ассистента — в Медицинской Мяте. По крайней мере, Кейт так называет этот цвет. Ее желудок атакуют спазмы из-за чувства вины, когда она думает о Мэлли, сбежавшим из-под ее присмотра. Если бы она только могла не засыпать…

В операции что-то пошло не так. Газонго хмурится и выкрикивает какие-то команды команде. Над всем телом Марко разворачивается бурная деятельность, в галерее стоит болтовня. Аппараты пищат свою уже знакомую песню смерти. Кеке обнаруживает, что несмотря ни на что, спокойна. Она уже это проходила.

Синеволосая женщина, внезапно появившаяся в ее жизни и принесшая синтетическое сердце, стоит на другом конце комнаты. Она выглядит взволнованной, постоянно заламывает руки и проверяет свой «Тайл». В каком-то смысле они полярные противоположности друг друга: одна светлая, другая темная, одна вода, другая земля. Кеке напоминает себе дышать. Аппараты перестают визжать и возвращаются к своим холодным, уверенным ритмам, а над всеми ними тикает клокограмма. До полуночи осталось двадцать восемь минут.

Глава 77

Охотники на крыс

Они прибывают к огромным воротам Люминарии, которые сверкают золотой краской даже в непроглядной темноте полуночи. Стражникам отправили бамп, что они едут, и стражи уже открывают украшенные металлические ворота, когда фургон едет по длинному, прямому, асфальтированному пути. Транспорт едва замедляется, проносясь через вход и по обширной территории, и через несколько заносов и поворотов по змеящейся подъездной дороге их уже ждет открытый проем широкого гаража, готовый принять их. Фургон паркуется внутри, и у Кейт возникает ощущение, что их проглотило чудовище. Раньше она представляла себе, как выглядит Люминария, изображение в ее голове этого гигантского бело-золотого монастыря потускнело, превратилось в темную инверсию себя: тьму, где был свет. Зло там, где она ожидала видеть добро.

Ряд за рядом людей, облаченных в черное. Армия в арахношелке и сверкающих масках на лице. От этого она чувствует холод внутри. Люмин был Добрым Самаритянином. Он был тем, кто забрал всех детей с улиц. Кормил их и учил драться: боевым искусствам, сборке бомб, битве на мечах. Люмин набрал охотников на крыс и сделал из них «Воскресителей».

Двигатель выключается и дверь фургона отъезжает в сторону. Голая лампочка светит мягким светом, а гараж пахнет скипидаром и маслом. Удобрениями. Пестицидами. Компостом из дождевых червей. Люмину помогает выйти из машины его телохранитель, Бонги идет следом, но Кейт и Сета сдерживают оковы. Сильвер все еще в катотоническом ступоре. Ее глаза теперь закрыты, но она не спит.

Охранник начинает отпирать ведущую внутрь монастыря дверь, но Люмин останавливает его.

— Мальчика внутри не будет, — говорит он. — Он бы не смог миновать систему безопасности. Он будет где-то на территории. В саду.

Через открытую гаражную дверь Кейт видит ночное небо, искрящееся опасностью. Сет ерзает на своем сидении, пытается ослабить путы. Люмин идет в сад.