– Спасибо за водку, – сказал Буч.

– Пустяки, – ответила миллионерша.

Мы потопали к себе в коттедж под дождем, который вдруг сделался проливным. Сигита запела:

– Солдат шел по улице домой и увидел этих ребят! – хриплый голос пьяной литовки, произносящей с акцентом известные слова, звучал заразительно. Сигита в облипающем мокром платье танцевала.

– Кто ваша мама, ребята-а-а?

– Спросил у ребят солда-а-т! – проорали мы в ответ.

И все вместе:

– Мама-а-а анархия! Папа-а стакан портвейна! Мама-а-а анархия!!!

На кухне пьянка продолжилась.

– Ну, как она, расскажи! – полезла Сигита к Бучу.

– Да никак, – отмахивался Буч, хотя ему явно льстил образ крутого ебаря.

– Надо с нее денег стрясти, – посоветовал Валдис.

– Давайте водку откроем, – предложил Буч.

– За победу! – провозгласил я, и мы чокнулись стаканами и чашками. Рюмок в домике для прислуги не нашлось.

– За победу!!! – грянули остальные.

Валдис ушел в сортир. Буч орал:

– Мама-а-а анархия! Папа-а-а-а стакан портвейна!

Сигита перестала петь, прильнула ко мне и нежно поцеловала. Ее синие, будто джинсовые, глаза были совсем близко, а губы мягко впивались в мои. Окружающий мир затуманился. Вошел Юкка.

– Я выпил стакан моющего средства, что делать?!

– Какое моющее средство? – спросила Сигита, сделав ударение на «а» в слове «какое».