— Я так чудесно поспала, — сказала она потянувшись. — Наверно целый час?

— С полчаса, — ответил бойфренд и добавил: — Теперь расскажи внятно о своей жизни в этом году.

— Рассказывать особо нечего. Французам специалисты в области филологии вовсе не нужны, тем более русские и тем более женщины. Я потыкалась в несколько журналов и газет, но у них штаты давно укомплектованы. Даже в русские издания попасть оказалось проблематично. Хорошо, что Павел Николаевич 30 лет назад ухаживал за Маргаритой Мамонтовой, которая была вдовой Михаила Морозова, брата моего деда, Арсения, став таким образом моей неродной внучатой тетей. Его ностальгическим чувствам я и обязана поступлению в редакцию журнала «Русские записки».

— Арсений Морозов…. Это ведь он выстроил на Арбате особняк в мавританском стиле?

— Да, это был мой дед. А умер он в 35 лет по-дурацки: поспорил, что выстрелит себе в ногу и усилием воли блокирует боль. Спор он выиграл, но рана была плохо обработана, что привело к заражению крови.

— Сколько у него было детей?

— Одна дочь, Ирина. Моя мама. В Париже она вышла замуж, но вскоре развелась и я решила носить ее девичью фамилию.

— На что же вы жили все это время?

— Здесь живет мамин дядя, Сергей Михайлович Морозов. Он нам постоянно помогает. Ну, а теперь я стала зарабатывать и в деньгах уже не нуждаюсь.

— На что же пошли деньги от Шанель?

— Мы с мамой сменили квартиру. Они в районе Трокадеро куда дороже и лучше, чем в Пасси.

— Тебя совсем не домогаются женихи?

— Напротив, надоели. Только у меня в голове поселился твой образ, с которым никто сравниться не может. А теперь ты появился во плоти — чего мне еще желать?

— Я приехал из Англии на время, в отпуск — если только президент не решит поселить меня поближе к себе.

— Ой, пусть он так решит! Что тебе для этого надо сделать?

— Внушить ему мысль, что в моей компании его влияние на политиков Франции усилится.

— Так внуши, милый, внуши! Ты умеешь склонять женщин к чему угодно — склони и этого Панталоне к добрым делам.

— Альбер Лебрен вовсе не глуп, только простодушен и прекраснодушен. Его склонять к добрым делам не надо, надо лишь объяснить, что добро должно быть с кулаками. То есть уметь себя отстаивать, отбиваться от зла, а то и пресекать его в зародыше.

— Такое добро уже похоже на зло. Впрочем, я не хочу с тобой спорить, а хочу лишь соглашаться и уступать, отдавать тебе все, чем владею. Милый, милый, милый!

— Маша! Я снова начну тебя терзать!