У него был трубный голос трибуна и агитатора.

В 1912-13 гг. я много выступал с Бурлюками, Маяковским, особенно часто с последним.

С Маяковским мы частенько цапались, но Давид Давидович, организатор по призванию и “папаша” (он был гораздо старше нас), все хлопотал, чтоб мы сдружились.

Обстоятельства этому помогали: я снял летом 1912 г. вместе с Маяковским дачу в Соломенной сторожке, возле Петровско-Разумовского¹⁰.

– Вдвоем будет дешевле, – заявил Маяковский, а в то время мы порядком бедствовали, каждая копейка на учете. Собственно, это была не дача, а мансарда: одна комната с балконом. Я жил в комнате, а Маяковский на балконе.

– Там мне удобнее принимать своих друзей обоего пола! – заметил он.

Тут же, поблизости, через 1–2 дома, жили авиатор Г. Кузьмин и музыкант С. Долинский. Воспользовавшись тем, что оба они были искренно заинтересованы новым искусством и к нам относились очень хорошо, Маяковский стал уговаривать их издать наше “детище” – “Пощечину”. Книга была уже готова, но “бубнововалетчики” нас предали. А Кузьмин, летчик, передовой человек, заявил:

– Рискну. Ставлю на вас в ординаре!

Все мы радовались.

– Ура! Авиация победила!

Действительно, издатель выиграл – “Пощечина” быстро разошлась и уже в 1913 г. продавалась как редкость¹¹.

Перед самым выходом книги мы решили написать к ней вступительный манифест, пользуясь издательским благоволением к нам.

Я помню только один случай, когда В. Хлебников[2], В. Маяковский, Д. Бурлюк и я писали вместе одну вещь – этот самый манифест к “Пощечине общественному вкусу”.

Москва, декабрь 1912 г. Собрались, кажется, у Бурлюка на квартире, писали долго, спорили из-за каждой фразы, слова, буквы.

Помню, я предложил: “Выбросить Толстого, Достоевского, Пушкина”.

Маяковский добавил: “С парохода современности”.

Кто-то: “сбросить с парохода”.

Маяковский: “Сбросить – это как будто они там были, нет, надо бросить с парохода…”

Помню мою фразу: “Парфюмерный блуд Бальмонта”¹².

Исправление В. Хлебникова: “Душистый блуд Бальмонта” – не прошло.