Ночью я плохо спала, поэтому утром встала, чуть не упав на кровать снова. Сегодня расписание было ужасным, поэтому, чтобы не терять время зря, пока придется ждать первую пару, которая начиналась в двенадцать часов дня, я позвонила Николаю Николаевичу и спросила, нет ли у него окна, когда могла бы прийти. Он ответил, что мне можно подойти к десяти, и я собралась и вышла из дома. Каждый шаг, что я делала навстречу к его кабинету, придавал все больше волнения. Мне нужно было спросить по поводу Клима, который что-то скрывал и отчаянно не хотел говорить об этом.

Сегодняшний сеанс проходил спокойно, и я даже расслабилась после вчерашнего. Но надо было довести дело до конца.

— Я хотела спросить у вас по поводу… вашего бывшего пациента, — сказала я, как только мы с Николаем Николаевичем начали.

Он поднял на меня взгляд своих прозрачных глаз и нахмурился, задумываясь.

— Про какого именно?

— Про… — я остановилась, — про Клима, я не знаю, какая у него фамилия.

— Я понял, кого ты имела в виду. Если это касается наших с ним встреч, то увы, я не имею права разглашать информацию, ты ведь и сама подписывала бумаги конфиденциальности, — огорчил меня Николай Николаевич, записывая что-то.

Я помолчала.

— У него был кто-то, ведь так? — Николай Николаевич снова поднял на меня взгляд и, видимо, понял, о чем я говорила. — Какой-то человек, которого он потерял или что-то сделал такого, что не мог больше быть с ним?

Он вздохнул и посмотрел в окно.

— Может, ты сама у него и спросишь? — предложил Николай Николаевич. — Я сомневаюсь, что он сможет об этом рассказать, но, возможно, у тебя получится…

Я задумалась. Клим имел кого-то, но впоследствии потерял. Я не знала, что произошло и как именно, но была уверена, что правильно думаю.

— Даже мне было тяжело добиться от него этого. Тамара, попробуй, но будь осторожна, я знаю, каким он может быть в гневе, и уверяю тебя: это не то состояние, в котором он контролирует себя.

Я потерла шею и кивнула, собравшись.

Когда выходила из кабинета Николая Николаевича, я увидела Клима, сидящего в зале ожидания. Подойдя к нему, молча посмотрела на него, блуждая взглядом по его озабоченному лицу в попытках разглядеть на нем то, что он чувствовал.

— Ты правильно сделал, — сказала я, усаживаясь на стул рядом с ним. — Нужно разобраться со всем. Может, осталось что-то, что вы не проработали…

— Я хотел попросить тебя, — каким-то сиплым голосом пробормотал Клим и прикрыл глаза, упершись локтями в колени. — Поезжай по этому адресу, там ты узнаешь обо всем, — он сунул мне в руку какой-то сверток и поспешно встал. Оглянувшись на меня еще раз и одарив взглядом помутневших глаз, Клим открыл дверь и зашел в кабинет психотерапевта.

Я развернула листок бумаги и прошлась по строкам содержимого. Там был написан адрес и заметка: «Перед тем, как говорить, что готова помочь мне, ты обязана узнать правду. Женщину зовут Кузнецова Варвара Петровна».

С того дня прошел месяц. Клим не писал, не звонил, даже не заглядывал ко мне в квартиру по выходным. Он будто бы отгородился от меня и всего мира, и это волновало пуще прежнего. Каждый день я смотрела на адрес, написанный Климом, и каждый раз откладывала эту поездку, потому что чувствовала, что ничего хорошего не узнаю от этой женщины. Но в этот день, двенадцатого октября, я твердо решила, что съезжу туда и узнаю то, что меня неизвестно почему пугает.

Я оделась потеплее, потому что уже похолодало, листья сменили свой цвет, а простудиться никак не входило в мои планы. Вызвав такси, сказала адрес, сжимая свернутую записку Клима в ладони. Подкатывало волнение, чем ближе машина подъезжала к кирпичному домику в каком-то загородном районе. Выйдя на улицу и поблагодарив таксиста, я ощутила прохладу октября во всей красе. Ветер дул так, что я с большим трудом дошла до двери и постучала в окно дома, встав около двери забора.