Единственно, отец Ванин повел себя неадекватно, бросался на нас, кричал, что мы виноваты, – скандалил, короче. Но на то он и отец, что с него возьмешь? Какой адекватности следует ждать от человека, в мирное время потерявшего сына – молодого здорового красавца, у которого была вся жизнь впереди?

Вот, собственно, и все. Таковы печальные итоги глупо-группового бодания на поляне, перевернувшего всю нашу жизнь и жизни наших близких.

Теперь самое время пару слов сказать про быт. Или не стоит?

– Да ладно, расскажи уже – может, кому и пригодится...

Типун тебе на язык, дядя Федя! Я очень надеюсь, что никто из читателей не попадет в такую ситуацию и все у вас будет как прежде: легальное положение, дом, близкие рядом...

Я не люблю описание быта. Это же рутина. Люди одной страны – эпохи – достатка устроены довольно однообразно, поэтому и быт у них тоже примерно одинаковый.

Но про нас, раз уж Федя настаивает, я немного расскажу: может, потомки будут интересоваться, как прозябала на нелегальном положении очередная партия свежеиспеченных изгоев.

Прозябали мы вполне себе комфортабельно. Воодушевленные примером одного пройдошистого дядечки, мы не стали метаться по окраинам столицы или сидеть в лесу, а довольно быстро сняли домишко в дачном кооперативе «Глухомань», что в двадцати километрах от Москвы.

По поводу съема жилья в этой «Глухомани» было вольготно: море пустующих дач и десятки предприимчивых хозяев, желающих сдать их на время кому угодно (гастарбекам-таджибайтерам, цыганам, нобелевским лауреатам – неважно).

Мы, однако, сняли для себя усадебку с бабусей: Федя сказал, что это оптимальный вариант в плане безопасности и информационной защиты. Пустующие усадьбы всегда вызывают подозрения, при проведении разного рода разыскных мероприятий их осматривают в первую очередь. А хозяйка, которая всех в этом районе знает, если ее расположить к себе, всегда «отмажет», прикроет, предупредит и так далее.

Главное здесь – правильно подать себя. Подстроиться под хозяйку, нащупать заветные струнки ее души, расположить к себе.

Легенда для бабуси была простая (я придумал – с ходу, буквально «навскидку»): мы – беглые русские из Молдавии, жертвы полицейского режима. Приехали на историческую родину и оказались на чужбине: нет для нас места в некогда русской столице, она оккупирована иноземцами и насквозь пронизана коррупцией. А еще за нами охотятся чаушисты – это такие новомолдавские киллеры, которые отлавливают беглых русских, где бы они ни находились. Они имеют обыкновение загребать жар чужими руками, так что знайте: если вдруг тутошний участковый начнет проявлять нездоровый интерес – вот это самое оно и началось.

Весело, да? Я тут подумал: вот этот бред – он не так уж сильно отличается от реальности. Мы беглые, можно сказать, жертвы тоталитарного режима, использующего кавказдюков как буфер между собой и народом, и помимо органов нас ищут жаждущие мести родственники убиенных на поляне джигитов.

В общем, почти все – в тему, ну, разве что мы не совсем из Молдавии: Аммиачинск у нас несколько в другой стороне.

Итак, мы путем натуральной селекции выбрали подходящую бабусю и зажили простецки, но нескучно в доме на четыре комнаты: в одной хозяйка, в другой Федя с Ленкой, в третьей мы с пацанами.

Четвертая комната – зал общего доступа, с древним телевизором «Таурас», черно-белым, но удивительно четко показывающим три десятка каналов (проникновенное изгойское спасибо рукодельной жмуди – без вас мы бы сдохли от информационной блокады!). Здесь мы иногда устраиваем комьюнити с бабкой, или попросту – чаевничаем. Бывает даже, что она стряпает жирный «хворост», если у нас есть настроение помочь ей в этом непростом деле. Хворост съедобен, только будучи горячим, когда он остывает, его можно использовать как орудие убийства – «хвостики» получаются твердые и очень острые.

Зовут нашу бабусю Надей, участок у нее по дачным стандартам просто огромный, доставшийся в наследство от безвременно почившего брата, который был главврачом в поликлинике расположенного неподалеку городка (большой человек по местным меркам).

Помимо дома на участке есть летняя кухня с банькой, просторный сарай в глубине двора с широкими распашными воротами, ненужный теперь уже навес дровяника (когда кооператив закладывали, вокруг простирались бескрайние леса) и, как водится, примыкающий к дровянику монументальный сортир из дубовых плах.

С хозяйкой нам повезло. То ли моя легенда подействовала, то ли просто человек устал от одиночества – но к нам она относится очень тепло. Особенно к Ленке. Такое ощущение, что она чувствует Ленкино горе, понимает, что совсем недавно у нее была великая беда, боль от которой еще не выстрадана в полной мере...

В общем, тетя Надя принимает Ленкино состояние близко к сердцу и всеми фибрами души ей сопереживает.