В конечном итоге еле убедил кипящую праведным гневом девушку уступить. Пришлось для этого ей продемонстрировать прошитые «ирландской паутинкой» вещи, ряд флаконов с целительной алхимией, за каждый из которых любой местный отдал бы правую руку любимого слуги, рассказать свои тайные коварные планы, и даже по секрету, прямо в нервно вибрирующее девичье ушко, нашептать о своем полируемом умении ощущать формирующиеся и используемые техники.
Сент-Амор с Распутиным помирились, хотя, можно сказать иначе — вновь нашли общий язык. Дело-то не стоило и выеденного яйца — рус уговорил Жерара украсть и перекрасить его дирижабль, что тот и сделал, проявив определенную фантазию и вкус. Многострадального же княжича, ранее вынужденного спускаться из-под небес на пронзительно бьющей по чувству эстетики гжели, очень сильно задело, что теперь он будет вынужден летать, привлекая к себе на порядок больше внимания. Впрочем, рус не унывал, уже накатав домой слезливое письмо матери, снабженное рядом черно-белых фотокарточек «ужасного преступления».
А уж когда из китайского посольства прибыли люди, начавшие переговоры о продаже столь прекрасно оформленного дирижабля, Евгений так вообще воспылал духом!
Моё изумление от осознания факта, что в Токио есть самое настоящее посольство Китая, набитое живыми китайцами, было воспринято Цурумой, считавшей себя моим гидом, с некоторым возмущением. Глядя на меня с некоторым превосходством, девушка гордо сообщила, что у них в Токио есть всё! Даже негры и демократы!
На этом моменте мы с Сент-Амором и русским богатырем, неловко переглянувшись, попросили Цуруму уточнить, где именно мы можем встретить в этом прекрасном городе негров или демократов, чтобы туда не соваться… за что были несправедливо обозваны ксенофобами.
На самом деле всё было проще — встречи с людьми нетрадиционных статусных координат чаще всего приводили к большой неловкости. Африканские племена не имели четко выраженной аристократии и постоянно между собой собачились, из-за чего правители у них менялись с пулеметной скоростью, буквально выпрыгивая из народа. Определяющие большую политику страны, тем не менее, совсем не стремились придать всем чернокожим статус повальных простолюдинов — это бы дестабилизировало мировую обстановку, грозя, к тому же, перспективой получить еще одну Америку прямо под боком. С демократами всё было сложнее — там статус был кристально ясен, но они были с ним не согласны. Идти на конфликты ради противоречий в социальной структуре никому из нас не хотелось.
Достаточно было друг друга игнорировать. Нет, демократия, на мой вкус, как пожившего при обоих режимах, штука вполне хорошая — но только пока есть тот, кто стоит над выбранной народом властью, чтобы с помощью кнута, пряника и пистолета заставлять эту самую власть работать максимально честно, потому как от честности работы этой самой власти зависит нечто куда более важное — честь этого человека. Цивилизованный мир представляет из себя сложную и гармоничную систему из двух непересекающихся сфер — народа и знати. Там и там есть свои социальные лифты, свободы, обязанности и обременения. Мешать это все в кучу — получить на выходе новые Войны Кланов или Век Тьмы.
Глава 13
— Эмберхарт-кун, пойми, все совершают ошибки. Ты сейчас в шаге от того, чтобы совершить ту, которая будет стоить тебе жизни. Еще всё можно поправить, даже без ущерба для твоей чести. Обстоятельства дуэли мне известны, я разбираю каждый из таких случаев, поверь мне. Ты можешь… более того, ты
Я смотрел в глаза говорившего. В умные и проницательные глаза подлой и двуличной твари, приказавшей комаину молчать. Директор академии Якудзёсейшин-сеудай господин Асаго Суга изволил смотреть на меня, как на вспыльчивого и не особо умного ребенка, скорбно качая головой на каждой отдельной фразе.
— Вы человек многих талантов, Асаго-сан, — наконец ответил я ему, — Управлять такой большой и разношерстной академией, курировать воспитание Героя, да еще и пытаться провернуть что-то на стороне… я вами восхищаюсь. Конечно, стоит заметить, что ранее я вас рассматривал как своего союзника и прикрытие на территории академии…
— Конечно же… — тут же оживился японец, но договорить я ему не дал.
— Конечно же
— Эмберхарт-кун…
— Я не жду от вас ответов, Асаго-сан, — я встал с кресла, — Вопросы и сомнения в вашей компетентности уже заданы мной совершенно другим людям. То, что в данный момент вы меня уговариваете поступиться честью и будущим, еще больше убеждает меня в том, что ни о какой лояльности с вашей стороны речи идти не может. Всего доброго.
У самых дверей меня поймал спокойный и усталый тон директора:
— Эмберхарт-кун, вы еще не поняли, что Иеками-сан неподъёмная для вас ноша?
— Вы задаёте этот вопрос человеку, решающему, может ли позволить себе Япония обладать двумя «Паладинами», Асаго-сан.
Официальные дуэли в Японии проводились либо за городом, либо на немногочисленных аренах-стадионах города, снабженных удобными специальными балкончиками для зрителей. Тут даже монокуляры для лучшего обзора в аренду предлагались, да и напитки вкусные были в высоком ассортименте. Прямо хоть сиди весь день с газетой, кури трубку, пей что-нибудь прохладительное и смотри, как люди друг друга убивают. Правда, сквозь сетку-рабицу из чистого серенита вид был, наверное, не особо хорош.
Поглазеть на мой бой пришли немногие — оплата балкончика и услуг специального смотрителя, готового в любую секунду поднять на балконе тяжелый серенитовый щит, стоили немало, но, тем не менее, десятка три зрителей было. В их числе оказались и Евгений с Сент-Амором, и даже Маргарита Голденштерн, бессовестно не пришедшая в обещанное ей самой время. Сейчас она сидела рядом с русом и извинялась мне ослепительно белой улыбкой. Иеками и Цурума присутствовали также, последней еще приходилось держать на плече взлохмаченную головку дремлющей Момо. Другие же гости представляли из себя солянку из разных курсов академии, за исключением очень мрачного мужика лет пятидесяти, сидящего со сложенными на груди руками.