— Пателла, — сказал я и повторил по буквам — П-а-т-е-л-л-а.

Эдгертон замер.

Я встал и подошел к нему.

— Пателла означает коленная чашечка. И поскольку мы уточнили о чем идет речь, я могу лишь добавить, что она у меня ничуть не болит и раньше не болела.

Улыбаясь, я обнажил слегка зубы.

— Эдгертон, неожиданно меня осенило, что я получал проколотые куклы после определенного факта. Стоило мне пожаловаться на головную боль… и, о чудо! — через десять минут я нахожу привязанную к ручке двери куклу, у которой в голову воткнута иголка.

Глаза Эдгертона бегали по сторонам и упорно избегали моего взгляда.

— Размышляя над подобным совпадением после получения очередной куклы, я вначале пришел к выводу, что в моей комнате спрятан микрофон. Ибо стоило мне вслух выразить какое-нибудь недомогание; как тут же кто-то, как мне казалось, сидящий около подслушивающего устройства, срывался с места, чтобы проколоть куклу и подбросить ее мне. Но теперь я убедился, что никакого микрофона не было. Историю с куклами затеяли вы, Эдгертон.

— Да, сэр. Это я. — Он опустил голову на грудь.

— И это вы направили письмо с деньгами колдунье?

— Боюсь, что вы правы, сэр.

— Эдгертон, что вы можете сказать в свое оправдание? — твердо потребовал я.

— Сэр, я боялся за вашу жизнь. — Дворецкий, наконец, нашел в себе силы взглянуть мне в глаза. — Неужели вы не убедились, что с нами в доме находятся женщина-убийца и возможно еще один убийца?

— Продолжайте.

— Сэр, вы сами признались, что не нуждаетесь в этом наследстве. — Тут Эдгертон сделал отчаянный жест рукой. — И тем не менее вы неразумно, очень неразумно настаиваете на том, чтобы жить здесь. Я убежден, что кто-нибудь вас убьет задолго до окончания года. — Дворецкий вздохнул. — Но я понял, что невозможно заставить вас переехать в безопасное место одними разговорами. Поэтому я прибегнул к помощи колдовства, чтобы добиться моей цели.

— Колдовство на меня не действует.

— Я только что убедился в этом, сэр. Но я так надеялся на сверхъестественное.

Эдгертон выглядел крайне жалким и подавленным, поэтому я решил несколько смягчить тон.

— Ну, что же, ваши мотивы заслуживают снисхождения, и поэтому с игрой в колдовство покончим раз и навсегда. Вы, надеюсь, поняли меня, Эдгертон?

— Но ваша жизнь в опасности, сэр!