Нимрин вспомнил слишком робкую для охотницы молоденькую голубоглазку. Или она боялась только его, чужака?

— Да, давай, я сейчас переоденусь, а потом попросим Аю.

Судя по тому, как после работы слуги плескались в умывальне и переодевались в чистое, у местных не было предрассудков насчёт наготы. Хотя, беззаконники Арайи — сомнительный пример… Нет, Вильяра с Лембой тоже никого не стыдились. Однако сейчас Лемба вышел и оставил гостя одного, за что Нимрин был кузнецу искренне благодарен. Ещё одна важная часть возвращалась на законное место: хотелось пережить, прочувствовать это без свидетелей… И восхитительный миг, когда в поясе нашлась не до конца разряженная «батарейка»! Почти вся энергия сразу ухнула на регенерацию: мелкие ранки заживали хуже, чем хотелось бы, да и сугроб даром не прошёл. Но остатков хватило, чтобы Нимрин почувствовал себя магом. И не просто магом, он вспомнил: навом, гаркой! Образ родного мира и дома, где нав обитал с сородичами, был по-прежнему очень смутным. Но хотя бы уже не пустота.

Он пристегнул ножны к поясу и вышел к трём охотникам почти самим собой, почти довольный жизнью. Имя бы ещё вернуть… Тунья, спорившая с Лембой, осеклась на полуслове. Зуни присвистнул:

— Вот это чёрный оборотень! Во всей красе!

Нимрин улыбнулся и спросил:

— Почему чёрный, понятно. Но почему оборотень?

Зуни, не переставая его с интересом разглядывать, ответил:

— Есть такая сказка. Будто в особенно голодную зиму белые звери долго думали, как бы им половчее охотиться. Думали-думали, потом некоторые встали на задние лапы, а в передние взяли камни и палки. Так появились первые охотники. Потом они придумали слова, научились заклинать стихии и ходить во сне между мирами, нагляделись на других двуногих и многое у них переняли. Не все белые звери смогли тогда перекинуться в двуногих. Некоторые осталась дикой стаей и до сих пор ужасно злы на охотников, что те умнее и удачливее. Некоторые прибились к охотникам и помогают им за равную долю в добыче. Но иногда среди тех, других и третьих появляются перевёртыши. Охотника или домашнего зверя тянет в дикую стаю, дикие тайком пробираются в дома…

— Как Арайя, — тихо пояснила Тунья.

— Такие перевёртыши бывают сильными, умными и удачливыми. Только не имеют закона ни в голове, ни в сердце и обычаев не чтут. Если их много, то они сбиваются в беззаконные стаи, опустошают дома и угодья. А когда совсем не дают никому житья, тогда приходит чёрный оборотень. Как все чёрные звери, он не любит белых. Подобно охотникам, не терпит беззакония. Он убивает других двуногих легко, красиво и страшно. Охотникам лучше не попадаться ему под горячую руку, но если правильно приветить чёрного оборотня, то лучшего воина не сыщешь… Вот слушал бы ты, Лемба, в детстве мои сказки, и не ходил бы у тебя чёрный оборотень в младших слугах, не грёб бы навоз.

— И не защитил бы дом, — спокойно возразил кузнец. — Помню я те сказки! Судьба у чёрного оборотня такая, оказываться в нужное время в нужном месте. Сами-то они ненавидят оборачиваться двуногими. Помогут против беззаконной стаи и сразу же сбегают. В горы, на другую сторону звёзд, на изнанку сна, — Лемба вдруг подмигнул застывшему столбом Нимрину. — Гость, не бери себе в ум, это всего-навсего сказка. Но красиво совпало.

Нимрин хотел сказать, где он видал такие совпадения и такую красоту, но в языке охотников нужных эпитетов не нашёл, а ругаться на родном наречии нав ещё дома привык про себя. Сказал:

— Конечно, сказка. Я всегда был и буду двуногим. Но правда, я уйду домой, как только смогу.

Зуни смотрел хитро, Тунья — с опасливым любопытством.

Лемба же улыбнулся, по-дружески открыто:

— Гость Нимрин, пока ты в моём доме, я могу предложить тебе отдых или труд, по твоему выбору. Скажи, ты умеешь работать в кузнице?

Нимрин призадумался. Его тянуло запросить отдыха, покоя, забиться в самый тёмный угол, свернуться клубочком и вспоминать. Но здешняя темнота пуста и бессильна, в ней слишком мало истиной Тьмы, она не поможет. А неподвижность и холод навеют единственное воспоминание: как он коченеет в сугробе, ни жив, ни мёртв. Нет уж, лучше он поищет в окружающей действительности другие зацепки для памяти. Кузница… Скрипучий, язвительный голос: «Ну и уродство! Переделаешь с самого начала! Понятно, что мастером кузнецом тебе не стать. Но любой гарка, в самой убогой деревенской кузне, должен уметь сковать себе приличный нож.» Мастер… Как же его звали? Нет, имена пока упорно не вспоминаются… А ещё в кузнице должно быть тепло…

— Меня когда-то учили ковать, мастер Лемба. Вряд ли я хорошо умею, но тебе же не впервой наставлять подмастерьев?

Кузнец ухмыльнулся: