Переходя дорогу к старому, неопределённого цвета из-за облупившейся краски, пикапу Фогерти, Крейван снова ощутил уже знакомое чувство: по спине ползли даже не мурашки, а хищные и ядовитые паучки. Будто кто-то снова следил за ним. Безликий обернулся, но в обе стороны улицы не заметил ничего подозрительного. Миллс, уже забравшийся в кабину, подмигнул ему:

— Что, уже? Маккензи, будь добр, сделай так, чтобы твой опасный человек не появился сегодня. О"Лири будет жарить отличные свиные отбивные, а я не люблю бегать на полный желудок.

…

Вечернее шоу заканчивалось. Завершили свои номера гимнасты «братья» Манфреддини, явили не таким уж и многочисленным зрителям своё искусство жонглёры, простодушные деревенские ребятишки от души отсмеялись, наблюдая извечное противостояние Грустного и Весёлого клоунов. Завершала программу Мира О"Лири со своими птицами. Голуби и соколы. Крейван по сей день дивился, как ей удавалось примирять столь разных птиц, охотников и добычу, на время выступления? Но всякий раз они столь слаженно разлетались в разные стороны, создавали узнаваемые фигуры в воздухе, возвращаясь, аккуратно рассаживались на свои насесты, что публика, независимо от возраста и социального положения, восторженно ахала, а после провожала артистов долгими аплодисментами.

Всё проходило, как обычно. Тройка выполнивших свои трюки соколов гордо заняли свои места на насесте, а стая голубей выполняла последний облёт. Птицы, их было тридцать, разделились на две группы, снизу похожие на два вытянутых белых облачка, двигались по окружности против часовой стрелки над верхними зрительными рядами. Растянувшись и находясь в постоянном движении, группы образовывали то светлое кольцо, подсвечиваемое юпитерами снизу, то прерывистый нимб, воссиявший над зрителями. Крейван, стоя у прохода на манеж, вместе с другими артистами наблюдал за последним облётом. При исполнении номера, Мире не требовалась его с Филиппом помощь, только по окончании, когда публика пойдёт к выходу, они должны будут собрать и вынести стойки с жёрдочками. Птицами Мира всегда занималась сама. Сейчас Фланахэн мог просто отдыхать, наблюдая за гипнотическим вращением тоненькой светлой нити высоко под куполом. Последний номер с голубями был своеобразным ритуалом, символизирующим окончание ещё одного дня гастролей. Крейван задрал голову и в очередной раз спросил себя, каким образом женщине удалось так обучить птиц, державших идеальный строй. Мира и сама была похожа на маленькую серую птичку, так может она владеет птичьим языком и попросту договаривается со своими подопечными? На Дорасе, далеко-далеко на юго-восток от Эйерина, по рассказам торговцев, заходивших в те края, уединённо жил клан людей, умевших разговаривать с животными и считавших их своими братьями. Крейван, до поры, не знал, как относиться к подобным россказням, а потому решил им не верить до тех пор, пока сам не увидит этих людей собственными глазами. Каждый раз, глядя на слаженное взаимодействие птиц и Миры О"Лири, он думал, что может быть и на Земле есть клан говорящих с животными.

По замыслу номера, голуби, не прекращая вращения, должны были медленно снижаться, сужая круг, а над самым манежем, уже собравшись в одно облако, вдруг рассыпаться поодиночке. Сев, каждая на свою жёрдочку, птицы должны были образовать прощальные «good bye». Круг начал снижение, уже пролетая совсем рядом с верхними рядами…

Что-то пошло не так. Несколько птиц, пролетавших вдоль одного из секторов, вдруг резко ринулись к центру круга, истошно хлопая крыльями и ломая безупречную геометрию. Остальные продолжали полёт, но в том же самом месте, словно натыкаясь на невидимую преграду, отскакивали вслед за товарищами. За какие-то десять секунд воздушный круг превратился в беспорядочную кучу-малу, испуганную и вразнобой бьющую крыльями.

Зрители дружно ахнули от восторга, приняв возникшую сумятицу за очередной трюк, артисты тоже ахнули, но от ужаса. Рядом смачно ругался Миллс, чуть подальше Колин О"Лири кричал жене что-то бессвязно-подбадривающее. Публика начала подозревать неладное. Номер безнадёжно проваливался.

Мира вступила в световой круг на арене и громко закричала, перекрывая общий гвалт:

— Пэгги, Кудряш, Золотой! Три, два, два! Павлиний глаз!

Она вскинула руки, облачённые в облачно-белые рукава воздушного шёлкового кимоно. Взмах, ещё взмах. Дружный вздох зрителей заставил безликого перевести взгляд наверх, где происходило что-то невероятное. Птицы перестраивались. Из чего-то бесформенного сначала, в трепете белых крыльев вырисовывалась фигура. Миг — все голуби оказались на своих позициях, и тотчас же огромная белая бабочка два раза махнула крыльями и порхнула вниз, навстречу дрессировщице. Ещё миг — и бабочка рассыпалась, превратившись в надпись-прощание. Зажегся свет. Мёртвая тишина длилась несколько ударов сердца. А потом ряды взорвались овацией. Смущённая, но внешне бесстрастная Мира поклонилась раз, другой, третий. Крейван обнаружил, что аплодирует вместе с остальной труппой. Даже вечно недовольная Битти улыбалась и славила О"Лири наравне с остальными. К Фланахэну подошёл Миллс и восторженно прокричал:

— Везёт тебе! Я у Замунеров восьмой год, а про «бабочку О"Лири» мне только рассказывали. А ты только пришёл и — пожалуйста! Красота же!

Вспомнив о своих обязанностях, Крейван пошёл было на манеж, но Эйван одёрнул его:

— Не торопись. Они её ещё долго не отпустят.

Вдруг безликий вспомнил, как повели себя голуби, нарушив течение номера. Подняв голову, он принялся изучать верхние ряды этого злосчастного сектора. Тёмные тени. Кажется, несколько мужчин. А чуть ниже, на ступеньках между секторами… Человек, которого безликий никогда не видел, но ненавидел больше всего в жизни. Странно, на таком расстоянии Крейван не смог бы разглядеть его лица, но, тем не менее, отчетливо увидел, как он подмигнул своим зелёным глазом и улыбнулся. Фланахэн толкнул Миллса локтем в бок и прохрипел:

— Эйван, послушай мой совет: не налегай сегодня на свинину.