За всю свою жизнь Энн Флауэрс была по-настоящему испугана лишь однажды. Когда ей было четыре года, родители взяли её на осеннюю ярмарку, проходившую в окрестностях Дерри. Кроме торговых рядов, там были аттракционы и установлен шатёр шапито. Настоящий такой бродячий цирк. Название его, конечно, в памяти маленькой Энн (тогда ещё Аннеты) не сохранилось, она помнила только, что слово в названии было зудяще-рычащее. Всё было очень хорошо: по арене бегали лошадки, жонглёры в красочных фартуках перебрасывались кухонной утварью, а один дяденька, индийский маг, даже выдыхал огонь совсем по-настоящему. И тут появились клоуны. Энни, которая уже совсем освоилась, отходила довольно далеко от папы и мамы, бегала по проходу и корчила рожицы жонглёрам. На клоунов она сначала внимания почти не обратила (два странно одетых, перемазанных краской дядьки, чего-то кричат друг на друга и вообще ведут себя крайне глупо). Но вышло так, что сама она стала объектом внимания клоунов. Один указал на маленькую девочку, пританцовывающую в центральном проходе, другой кивнул, что-то заверещал тоненьким голоском и побежал к Энн. Девочка и глазом не успела моргнуть, как это разрисованное чучело подхватило её на руки и уже вознамерилось утащить на арену, а может и дальше — в тёмный тоннель, откуда оно и явилось на этот свет. Энн пронзительно завопила, клоун остановился и тоже начал верещать, передразнивая малышку. В тот момент он никак не мог быть смешным и веселым; девочка видела в нём какое-то жуткое существо, живущее в сказках, что мама или папа читали ей перед сном, и, как Энн только что узнала, здесь, в таком странном и опасном шатре… Она стала изо всех сил вырываться, клоун держал крепко, зрители смеялись, а на помощь ей пришёл не прекрасный принц, победитель множества сказочных чудовищ, а тот, кто и должен был прийти — её дорогой папочка. Он выхватил рыдающую дочь из лап клоуна, толкнул его, а затем обложил такими словами, значение которых Энн узнала только много лет спустя. Само собой, хотя представление после короткой заминки продолжилось, не могло быть и речи о том, чтобы оставаться в этом ужасном месте. Здесь отец и дочь были солидарны, а матери не оставалось ничего, кроме как уйти следом за ними. Всю обратную дорогу родители ссорились, Энн не понимала из-за чего, да её это и не волновало. Ужас отступил, девочка засыпала на заднем сидении, и ей казалось, что папа и есть тот самый принц, гроза самых страшных чудовищ…

Никогда больше Энн не было так страшно. Даже тогда, когда одноклассник, Бобби Мэлоун, пригласив её на свидание и осознав тщетность усилий в делах обольщения, попытался овладеть девушкой силой. Ей вообще не было страшно, она рассмеялась и врезала Бобби коленом по яйцам. Потом спихнула с себя вопящего благим матом неудавшегося казанову, подобрала валявшуюся поблизости толстую ветку и так его отделала, что целый месяц он зализывал раны дома. Никакого развития история не получила, до конца учёбы Мэлоун вёл себя как шёлковый и, по правде говоря, избегал Энн, что её вполне устраивало.

Сейчас повода для испуга вроде бы и нет: ну зашёл не очень приятный разовый клиент за своим заказом. Обычное дело, не могут же все люди быть симпатичными и приятными? Но отчего так настойчиво в памяти всплывает размытый и выцветший от времени образ того существа, что исполняло роль клоуна в бродячем шапито? Рыжая шевелюра, неряшливые баки, выбеленное лицо с кровавым месяцем улыбки — это всё отталкивало, но по-настоящему страшным было то, что таилось под гримом: какая-то нездешняя сущность, только притворяющаяся человеком. Это чувство кошмара рядом с собой до сих пор преследовало Энн, чаще и ярче во снах, и лишь изредка, лёгким прикосновением к границе разделяющей сознание и подсознание, наяву. Сейчас же ощущение того детского ужаса вернулось к девушке с новой силой. Она нервно сглотнула, инстинктивно клацнула кнопкой «pause» на айподе и, стараясь говорить как можно бодрее, обратилась к вошедшему:

— Мистер Макгоэн? Вы за заказом? Только-только закончила. Всё в порядке, вот только…