- Да какая разница где, - буркнул Поль. – Может, замолчит, пока есть будет.
- Но здесь же люди… Может, лучше Барбара согреет ему молока? Он ведь приспособился, вроде.
- Вообразите! – болтала тем временем Генриетта, пытаясь сладить с узелком, стягивающим шнуровку. – Мессир Андреас даже кровь мне хотел пустить, когда его любимая пытка раками не помогла. У меня, сказал он, ее слишком много. Оттого и распирают лихорадка и жар. А то, что сопли текут, так это всего лишь божья воля! Вот жива была ведьма Никталь, никто в наших местах беды не знал. Она травку какую принесет, все мигом проходит. Не то что лечение этого изувера. Ну да ничего. Только к нему Шарля-мясника привели, он про меня позабыл, я и улизнула. Господи, да развяжется эта тесемка или нет.
- Может, все-таки молока? – снова с надеждой спросила Лиз.
- Нет уж, - ответила Генриетта, потянувшись за маркизом. – Рано ему!
Несогласный с ней маркиз тут же завопил, прижимаясь к груди Лиз.
- Может и рано, но у него уже неплохо получалось. Мне кажется, мы никогда отсюда не уедем, - Поль уселся на лавку и, смирившись с неизбежным, потянулся за кувшином на столе, который к его радости оказался полным.
Нет, не кричавший ребенок, не толпа прощающихся с ними крестьян и слуг, не подвернувший ногу Шарль, не безумная кормилица, не тянувшийся за вином Поль вынудили Лиз усомниться в том, что она нормальная. Почувствовать себя сумасшедшей ее заставил вопль, разносившийся в каменных стенах Трезмонского замка:
- Я изгоню! Изгоню беса, вселившегося в тебя, порочная дочь Всевышнего! Блудница!
- Отпусти! Говорю, отпусти! Косы повысмыкаешь! – донесся до них голос Полин.
И в зал, едва держась на ногах, почти вполз совершенно пьяный брат Ницетас, тащивший за косу сердитую служанку.
- Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei! – кричал он, а язык его заплетался.
- На кой черт ему такое красивое тело, коли он им ничего не может? – вырвав-таки из его ослабевших рук косу, хмуро вопрошала Полин.
Лиз едва не схватилась за голову, но вовремя вспомнила, что у нее притихший ребенок на руках.
- Много будешь пить, таким же станешь, - только и сказала она, обращаясь к Полю.
- Не стану! Ну, если только ты не станешь мне травок всяких подсыпать, как Барбара этому идиоту, - хохотнул Поль и двинулся в сторону брата Ницетаса, который снова попытался броситься вслед за отбежавшей в сторону Полин.
- Уймись, святоша! – Поль взял Ницетаса за грудки и встряхнул его. – Нет в ней бесов. В этом замке вообще бесов нет. Давно изгнаны. И ты бы отправился вслед за ними, если жизнь твоя праведная тебе дорога.
- Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit. Ipse tibi imperat, qui mari, ventis, et tempestatibus impersvit, - продолжал бубнить брат Ницетас, осеняя крестным знамением теперь уже Поля. – Чееееерррт… Святую воду-то я и позабыыыыл.
Юный маркиз громко хрюкнул и захихикал. Он пока еще не очень хорошо умел смеяться, но и Лиз, и кормилица, и Барбара точно знали, что он смеется.
И в этот момент в каменных стенах Трезмонского замка раздались твердые и уверенные шаги. В залу вошел маркиз де Конфьян и рыжеволосый юноша с ним. Почему-то рука в руке.