Мы мчались по городу на джипе, кондиционер работал немилосердно. Я окончательно продрогла в своем белом летнем платьице и уже откровенно стучала зубами. Человек из Министерства иностранных дел выглядел в точности таким, каким я себе его представляла. Высокий, подтянутый, элегантный, лет около пятидесяти, маленькие очки. На водителе – темный костюм и зеркальные солнцезащитные очки, всей своей осанкой он походил на героя голливудской кинокартины.
Ехали молча. Вчера я опять говорила с Ханзеном по телефону, разговор длился недолго, и я узнала не так уж много нового. Да, Филипп был похищен в Колумбии. Нет, им пока неизвестно, почему сразу не потребовали выкупа и не организовали передачу. Может, возникли трудности при установлении контакта. Может, похитителей что-то напугало. Да, все это, конечно, проверят. Да, южноамериканские коллеги упорно над этим работают. Да, виновных привлекут к ответу. Да, Филипп сейчас в безопасности. Да, здоровье удовлетворительное, конечно, есть заключение. И о психическом состоянии тоже. Нет-нет, ему нечего опасаться. Да, это чудо.
Ханзен еще предупредил, чтобы мы готовились к осаде со стороны журналистов и фотографов. Бедный Филипп, думала я. Он всегда старался держаться от прессы подальше, и ему это вполне удавалось, он на дух не выносил, когда его фотографировали и задавали вопросы. Приемы и пресс-конференции фирмы, на которых требовалось его присутствие, он принципиально перекладывал на других. Если верить словам свекрови, он с самого детства робел перед объективом. Филиппа не прельщала роль общественной фигуры, и это мне всегда нравилось. Мне нравилось, что не было фотографий, где бы он фальшиво улыбался и пожимал руку политикам и инвесторам. Что он, в сущности, принадлежал только мне, мне и своей работе. И как оно будет теперь? Будут ли нас теперь осаждать, потрошить и разбирать по косточкам?
Я почувствовала, как Лео нащупал мою руку. Он смотрел в окно. Мы были всегда вдвоем. Ничего другого я, кажется, уже не знала. Может, лучше всего еще насладиться этими мгновениями.
И вдруг впереди, словно фата-моргана, замаячил гамбургский аэропорт. Мы приехали.
13
Иногда мне кажется, что мир вокруг меня, – это декорация. Мы вышли на летное поле – ума не приложу, как Ханзену удалось получить разрешение. Я подумала, что маленький частный самолет с Филиппом и командой сопровождающих лиц на борту наверняка приземлится чуть в стороне от больших пассажирских лайнеров, ведь речь шла не о рейсе повседневного воздушного сообщения. Все потели, но меня бил озноб. Я провела рукой по коротким волосам. Лео возбужденно прыгал, – он обожал самолеты. Несмотря на предельное напряжение, я невольно улыбнулась. Я имела счастье встречать самолет, видеть, как он приземляется, и благодарила за это судьбу, я старалась по возможности игнорировать тот факт, что тут же на летном поле уже выстроилась в боевую позицию добрая дюжина журналистов.
Я еще раз прокрутила в голове заготовленные фразы. Но сейчас, в этом месте они казались мне фальшивыми, неискренними и напыщенными, как строчки из театрального монолога. Но что еще могла я сказать? Вспомнив о разговоре с Лео сегодня утром, я решила послушаться сердца и говорить просто то, что чувствовала.
Да, это звучит куда правдивее.
Я беззвучно повторяла эти слова, как мантру, приносящую счастье.
– Вы в порядке? – обратился ко мне Ханзен, и я кивнула.
Не понимаю, почему в последние дни мне все задают этот вопрос. Мириам, Мартин, госпожа Тайс, даже Лео. Мой муж жив. Разумеется, я в порядке.
Мы молча стояли, не зная, куда себя деть и что говорить.
– Вон там. – Ханзен, стоявший рядом, показал жестом в небо.
Я проследила за его взглядом и увидела идущий на посадку самолет. Взяла Лео за руку, и мы оба обратились туда, откуда приближалась стальная птица.
И вот он приземлился, на полных парах проскочил мимо нас, почти остановился. Но потом снова покатился в нашу сторону, медленно, невыносимо медленно. Наконец-то занял нужную позицию и замер. Я пыталась хоть что-нибудь рассмотреть в крохотных оконцах, – затея, разумеется, просто идиотическая. Но я знала: где-то там внутри Филипп, и ничего другого мне больше знать не требовалось.