Не люблю, когда ко мне прикасаются без спроса. И, кажется, Кейн это понял по моему взгляду, потому что освободил мою руку тотчас же.

«Наваляй ему, крошка!» — Робокоп, сидящий в кресле возле нас, стал еще более отчетливым, как и кислотный запах лака для ногтей.

— Да, и если ты не забыл, моя проблема неразрывно связана с поимкой новой особи. У меня мало времени!

— Я к тому, что им пора рассказать.

Я замерла.

Слова Кейна резанули по моей решительности, но я была к ним готова, потому что рано или поздно этот момент наступит, я от него не убегу. Хотелось бы мне резко возразить, как будто Кейн обозвал меня. Но я молчала. Потому что за первым бунтовским порывом пришло осознание того, что он прав. Моя логика всегда была продажной проституткой. Хотя и продавалась она железобетонным фактам.

— Ты стала представлять угрозу, и они должны об этом знать, — говорил Кейн так просто, будто шнурки учил завязывать.

Я опустила глаза и стала переминаться с ноги на ногу, как провинившаяся школьница.

«Он говорил, что у тебя есть месяц!» — пискнул Робокоп и закачал головой, вытянув вперед ладонь, в стиле африканки из гетто.

— Ты говорил, у меня есть месяц!

Разумеется, мне не за что было обижаться на Кейна, все мои проблемы — это чертов вирус, который в данный момент пожирает мой мозг с таким удовольствием, что я не могу избавиться от бредовых галлюцинаций. Черт, возьми, почему именно Робокоп? И почему он все время красит ногти на ногах?! Что за детская травма у меня связана с этим Робокоп, и с этим гребанным лаком для ногтей?! Но вирус я не вижу, а Кейн стоит тут такой сладкий, и его просто голыми руками хочется разорвать за то, что его прогнозы в очередной раз оказались ошибочными.

— Мне сложно высчитать точное время превращения для тебя. Ты не типичный случай.

— А что вообще ты можешь, Кейн, кроме того, что ошибаться без конца? — огрызнулась я.

Сорок лет назад он ошибся с прогнозом для первых зараженных и отменил карантин, выпустив двадцать два источника заразы в людские массы. Сегодня он ошибся с прогнозом моего превращения в убийцу.

Но Кейн не виноват в том, что не понимает того, что не понимает вообще никто на всей планете. Легко, конечно, повесить всех собак на длинную изящную шею Кейна, он же вот тут прямо передо мной стоит, а физическое тело ненавидеть проще, чем невидимые вирионы.

— Прости, — вырвалось у меня из груди.

«Эй! Не давай ему спуску!»

— Заткнись! — бросила я Робокопу.

Тот обиженно хмыкнул, демонстративно отвернулся и продолжил корячиться в кресле, крася себе ногти ярко-алым цветом.

Я все больше переставала контролировать себя, даже это брошенное извинение само вырвалось. Я отступила назад и врезалась стеной в дверь, почувствовала, как горю, интересно, как долго у меня жар. Кейн наблюдал за мной своим фирменным беспристрастным взором исследователя, который не вмешивается в естественный процесс, а лишь констатирует факты, симптомы, время. Я зажмурилась. А потом еще и затылком побилась о дверной косяк. Но мозгов мне это не прибавило, как и не стерло галлюцинацию перед глазами, а значит я по-прежнему была в тупике.