Он слегка вздохнул, наливая сливки и насыпая в кофе две полные ложки сахара. — Едва ли у вас есть с яблочной начинкой — посыпанные корицей?

— Один есть, на нем ваше имя, — Элис подмигнула ему и отправилась за пончиком.

— Нет сил, — сказал Атертон, сделав первый глоточек кофе. — Между нами говоря, моя жена беспокоится, что я ем как лошадь и не толстею.

— Как поживает миссис Атертон?

— Мин в порядке. Сегодня устраивает ярмарку в средней школе. Чтобы собрать деньги на новую форму для оркестра. — После того, как Элис поставила перед ним пончик, Атертон взял вилку с ножом. Салфетка аккуратно лежала у него на коленях.

Кэм улыбнулся. Ни один кусок яблока не оставит пятна на мэре. Аккуратность Атертона была постоянна, как восход солнца.

— Я слышал у вас прошлой ночью было необычное происшествие?

— Отвратительное. — У Кэма до сих пор стояла перед глазами темная, зияющая могила. Он взял остывающий кофе. — Мы все вчера сфотографировали и оградили место веревкой. Я рано утром туда заехал. Земля твердая и сухая. Никаких следов. Там чисто, как в операционной.

— Может ребята слишком рано занялись проказами, — готовясь к Хэлоуину?

— Я сначала так и подумал, — отметил Кэм. — Но на них это не похоже. Ребята обычно не так аккуратны.

— Это не хорошо и не приятно. — Атертон ел пончик маленькими кусками, разжевывая и глотая перед тем, как говорить. — В таком городе, как наш, нам не нужна такая ерунда. Хорошо, конечно, что это была старая могила и поблизости нет родственников, кого это могло бы ранить. — Атертон положил вилку, вытер пальцы о салфетку, затем взял чашку. — Через несколько дней разговоры утихнут и люди забудут. Но мне бы не хотелось, чтобы подобное повторилось. — Он улыбнулся, так же, как он улыбался, когда отстающему студенту удавалось получить хорошую оценку. — Я знаю, что вы со всей ответственностью во всем разберетесь, Кэмэрон. Просто дайте мне знать, если я могу чем-нибудь помочь.

— Так и сделаю.

Вытащив бумажник, Атертон извлек две хрустящие, неизмятые бумажки по одному доллару, затем подсунул их уголками под пустую тарелку. — Я пошел. Надо показаться на ярмарке.

Кэм посмотрел, как он вышел на улицу, обменялся приветствиями с несколькими прохожими и пошел вниз по Мэйн.

Остаток дня Кэм провел за бумагами и обычным патрулированием. Но перед заходом он снова отправился на кладбище. Около получаса он там стоял, всматриваясь в пустую, маленькую могилу.

Карли Джеймисон было пятнадцать лет, и она ненавидела весь свет. Первым объектом ее отвращения были родители. Они не понимали, что значит быть молодым. Они были такие скучные, живя в дурацком доме в дурацком Харрисбурге, штат Пенсильвания. «Старички Мардж и Фред», — подумала она, фыркнув, поправляя рюкзак и шагая задом наперед, небрежно выставив руку с поднятым большим пальцем, вдоль обочины Южного Шоссе номер 15.

Почему ты не носишь красивые вещи, как сестра? Почему ты не учишься и не получаешь хорошие оценки, как сестра? Почему ты не убираешь в комнате, как сестра?

К черту! К черту! К черту!

Сестру она тоже ненавидела, идеальная Дженифер с ее святошеским отношением к жизни и детской одеждой. Дженифер была отличницей, уезжавшей в вонючий Гарвард на вонючую стипендию, учиться вонючей медицине.

Ее высокие кроссовки «Конверсн» хрустели по гравию, а она шла и представляла себе куклу со светлыми волосами, идеальными прядями, облегавшими идеальное сердцеобразное лицо. Детские голубые глаза смотрели моргая, и на пухлом, умильном ротике играла улыбка превосходства.